Наталья Мар - Война [SelfPub, 16+]

– Эйден, где Бен?!

Ее страх ударил андроида в спину, и он обронил:

– На дне.

Сердце и желудок одним комком скатились в пятки, но тут из зарослей шагнул, покачиваясь, кибернетик. Император равнодушно покосился на него:

– Эволюционном.

Больше до самой темноты никто не проронил ни слова. Команда проявляла чудеса благоразумия. В большей степени оттого, что они сосредоточенно проверяли и устанавливали снаряжение для спуска в расщелину, но не только. Бензер не мог произнести ни звука, чтобы не зайтись в приступе кашля. Эйден держал рот на замке, чтобы, когда придет в себя, не пожалеть о сказанном. Он подозревал, что остальные иначе толковали его молчание, но не спешил их разуверить. Пусть думают, что он опасен, что сошел с ума, и просто оставят его в покое. После выходки кибернетика робот был уже на грани – сознания, терпения и принципов. Он был гораздо больше, чем «не в порядке»: нейровирус «dn-4.nuf» проснулся, раздербанил лазейки и атаковал.

Чтобы не спустить питомца с поводка, лучше всего было держать язык за зубами. Позже, когда магнитный фон придет в норму, Эйден поглотит своего демона снова. А то, что натворит под влиянием его шепота, – останется и будет мучить. И хорошо, если это будут просто слова… хотя ими тоже можно убить. Но сейчас все это не слишком беспокоило. Он просто знал, что так будет и знал, что нужно делать, о чем думать и как себя вести. Он годами дисциплинировал свой вирус: настолько сурово, что ошейник врос тому в горло, а намордник – в пасть. Он подкармливал его жестокостью, потому что и сам был в известной мере жесток, поил кровью, но не давал перейти черту.

Иногда звенья на его цепи изнашивались, и тогда вирус ненадолго срывался и бегал по двору, кусался и пил чужой страх. Но не долго: за двести лет «dn-4.nuf» поумнел и оставил попытки перемахнуть стену воли андроида. Стена была высока. У вируса же не было души: а значит, не было и крыльев. И демон возвращался к ногам робота не потому, что хотел, а потому что так было нужно, и точка. Так что не Бензера он вытащил из оврага, а «себя-хозяина», без которого ему был один путь – смерть.

Спусковой механизм на краю расщелины был, наконец, установлен, и Орис аккуратно стравил в него графеновый шнур. Как только его конец шаркнул по камню, в ответ из темноты завозилось, зашелестело. Вылетели две-три летучие мыши.

– Там их, должно быть, сотни, – подала голос Самина, и это были ее первые слова за вечер.

– Отлично, – сказал андроид, – Бензер. Будет очень любезно с твоей стороны расчистить нам путь.

Куратор неуверенно кашлянул.

– Простите?

– Я сказал, доктор катится первым.

Самина переглянулась с Орисом, но промолчала. Над сердцем дернулся нерв. Они с братом подозревали, что в лесу между этими двумя произошло что-то личное.

– Ладно… – промямлил Бен.

– Не слышу!

– Да, мой господин! – злобно рявкнул кибернетик и перекинул ноги за край расщелины. Перед тем, как нагрузить веревку, мужчина задержался и подозвал Самину.

– Держись от него подальше, – сипло прошептал он и разжал пальцы прежде, чем их раздавил бы имперский ботинок. А в такой темноте нельзя было поручиться за то, что андроид не пытался.

– Что? – так же тихо переспросила девушка, но Бен уже исчез в расщелине.

– Держись от него подальше, – повторил Эйден. – Он сам так сказал.

Над скалой запорхали растревоженные мыши. Наверняка они уже расцарапали доктору все лицо и руки своими коготками. На языке Самины вертелись десятки вопросов, но она боялась их задать и стояла ни жива, ни мертва. Эйден сцапал ее за обвязку и подтащил к себе. Биолог моталась марионеткой, пока он деловито осматривал крепления, проверяя узлы и карабины. Девушка решила, что он избегает любой возможности смотреть ей в глаза, как вдруг поймала красный взгляд. Странно, но он не был злым или жестоким. Просто другого цвета.

– Это все еще я, Самина. Дыши. И не молчи, если что-то не так.

– Я просто чувствую, ч-что тебе тяжело. Боюсь столкнуть тебя с края.

Робот неопределенно повел плечом.

– И что, по-твоему, произойдет? Ты ведь уже столкнула, когда задала правильный вопрос, помнишь?

– Да, про Бена… Честно говоря, после точно такого же про Ориса, я была уверена, что ты ненавидишь меня.

Не после Ориса. После зебр. Или после укола ромашки. Или сразу, как утащила на Брану. Эйден не знал точки отсчета этому, и ответил:

– Бюрлен-Дукк говорил, что ты наделяешь меня человеческими слабостями. Но даже если и так – все равно ты не входишь в топ-10 тех, кого мне следовало бы ненавидеть. И я не представляю, что такого ты можешь натворить, чтобы попасть в шорт-лист.

– То есть, – нервически хохотнула она, – если я перепилю тебе шнур, ты не сломаешь мне пальцы?

– Нет, малыш. Я сниму с тебя кожу рейсфедером. Но с должным пиететом.

«Ясно», – подумала Самина и удивилась, как в ответ на угрозу андроида вместо того, чтобы оборваться, что-то внутри нее поднялось. Оно хотело танцевать с его демоном. Тем временем Эйден завершил контроль скромным резюме:

– Молодец, Орис.

Из расщелины летели приглушенные ругательства, гонимые сотней летучих мышей. Путь был расчищен. Робот начал спускаться, за ним Самина, брат шел последним. Уже внутри, в темноте, они поняли, что Бензер порядком аккуратничал и распугал не всех рукокрылых. Теперь они метались среди людей, то и дело задевали их, но укусить не пытались: слишком были напуганы. Самина испытала нечто похожее на приступ клаустрофобии. Она даже рада была мышам, потому что всполохами крыльев они отвлекали ее от удушья. По правде говоря, за биологом раньше не водилось такого страха: много раз она летала в глухой одноместной капсуле между научными спутниками. Да что там космос – сидеть в карфлайте с выключенными экранами мог не каждый, а Самина частенько так делала по пути домой, чтобы дать отдохнуть глазам и голове. Но сейчас она не знала, сколько продлится спуск, и главное – когда, наконец, зажгут сателлюксы. И оттого боялась все сильнее.

Все, что случилось днем, и что только ожидало внизу, давило на всех едва ли слабее, чем каменная глыба, сквозь которую они лезли. Самина услышала сверху приглушенную ругань и бормотание: «Многоножки, чтоб вас…». Вообразив, как Орис невзначай, в кромешной тьме, сбрасывает ей за шиворот сколопендру, девушка окончательно потеряла контроль над страхом. Пальцы на шнуре одеревенели, на беду вспомнился труп ученого в лесу. Ей пришлось даже расстегнуть ворот, потому что воздуха позарез не хватало. Но это, конечно, не помогло. Перед глазами у нее потемнело: разумеется, скажете вы, Самина ведь и так висела в адской темноте, но когда у вас темнеет в глазах, эти сумерки совсем иного рода. И кажется, она вздохнула чертовски громко.