Наталья Мар - Война [SelfPub, 16+]

– Знакомься: наимерзейшие твари Браны – июльские сороконожки. Единственные всеядные существа в дикой природе. Представляешь, каким уродом надо быть, чтобы переварить нашу траву? Тысяча шестьсот пар ядовитых ног, три пары ядовитых жвал, ядовитая щетина по всему телу… О, и еще – будто прочего недостаточно – ядовитые железы, из которых брызжет ядом, как из форсунок. Яд, яд и яд, Эйден…

– У меня дома – две почти такие же милые. Постой. Июльские, ты сказала? Но у вас ведь еще апрель.

– Уже апрель! А в мае они максимально опасны.

– Меня сейчас замкнет.

– Да, это не так просто объяснить, но… У многоножек начался период спячки, и они слишком агрессивны.

– Серьезно, много роботов ты убила этой логикой?

– Уж поверь мне, – горячо зашептала Самина, – эта идея гораздо… гораздо хуже. Июльские сороконожки распотрошат нас в темноте и высосут, как смузи. И ртутью твоей не подавятся! Лучше уж я потерплю жар сенсора. У нас есть обезболивающие?

– Нет.

– Нервные блокаторы?

– Нет.

– Ты проверил?

– Нет. Да. Все разбились. И они бы все равно не спасли тебе руку.

– Ерунда, сильнее пульт уже не нагреется! Максимум, что меня ждет, – еще несколько пузырей.

– Слушай, может, тебе просто нравится запах горелой плоти? – впрочем, синтетик возражал по инерции. Джур порою называл его «глумквизитор». Красные сколопендры с Фарадума не шли ни в какое сравнение с июльскими тварями, но уступить Самине без того, чтобы довести ее до ручки, было не спортивно.

– Эйден, да не пойду я к июльским сороконожкам! Ты что, не видишь, что они за чудища?

– Я не объективен к ним, знаешь. У меня неоднозначные отношения со сколопендрами.

– Хр-р-р, хорошо! Обещаю, если не справлюсь тут, пойдем к сороконожкам.

– Ладно, – робот наигрался. – Межзвездная конвенция запретила пытки. Так хоть одним глазком полюбуюсь.

Не говоря больше ни слова, Эйден отошел от двери к дальней стене лифта и прислонился к холодному камню. Он наблюдал отстраненно, как Самина провела здоровой ладонью по остывшей панели. Сенсор потеплел, дверь хрустнула многоножкой и закрылась как следует. Двое остались в инфернальном свете галактик. Самина занесла над полусферой обожженную руку, передумала и сменила на здоровую, чтобы затем передумать снова.

– Эй… – она сама не знала, почему так сократила имя. Язык не слушался. – Ты не мог бы… придержать мою руку на сенсоре, пока мы не поднимемся? Если надо, можешь, не знаю… дать по голове, чтобы не кричала. Или заткнуть мне рот.

Она просила, но все же надеялась, что робот возразит, опять назовет ее сумасшедшей. Или разыграет удивление. А он просто кивнул и оторвался от стены. Девушка оцепенела и успела передумать, но робот взял ее за руку, какую выбрал для жертвы подъемнику. Электризованный воздух кололся и не давался вдоху: андроид становился болезненно, аномально ближе. Так близко, что столкнул ее с шершавой стеной и накрыл ее губы своими.

В неравном поединке разума и природы машина чутко манипулировала первобытными инстинктами. Вселенную Самины поглотил уверенный и острый поцелуй мужчины, который точно знал, – как. Отмирала воля самых стойких. Но ее ответ был так искренен, что выпорхнул один рваный выдох, и поцелуй изменился. Эволюционировал, уже неподконтрольный искусственному интеллекту.

Из методичного и древнего он стал живым. Синтетик нарушил свой же сценарий: ослабил влияние и прижимал теперь не к стене, а к себе, освободив тот нежный эгоизм, когда целовать «для себя» – на самом деле лучше для обоих. Все задрожало, потеряло структуру, смешалось в наркотическом эфире: крупинки драгоценного турмалина на ресницах и языке, темные потеки на шее, смазанные ладонями, бледные пальцы в пыльных волосах. Вместе дрогнули на секунду веки, приоткрылся навстречу желтым – зеленый. На радужке Эйдена горели отблески комариков. Страшно. Горячо. Больн…

Нет, светло, ярко! Свежо.

Они выбрались из лифта, жмурясь на утреннем солнце. Карфлайт впереди! Андроид пытался остановить ее, но Самина не сразу поняла, зачем. Она сделала несколько шагов и согнулась пополам: рука, что робот удерживал на сенсоре, адски горела, и с каждой секундой было только хуже.

– Присядь… – подхватил ее Эйден. – Нет, лучше приляг. Я обработаю тебе ладонь плантагинацеей, станет легче.

– Как я раньше… почему я не почувствовала раньше? – шептала девушка, силком подавляя рыдания. Солнце палило ей прямо в лицо, и слезы текли по вискам на землю.

– Удивление – самая короткая из базовых эмоций, но здорово отвлекает. А коктейль из эндорфина и фенилэтиламина анестезирует.

– Говоришь так, будто сделал мне инъекцию.

– Технически так и есть. Использовал надежный и доступный инструмент. И выводы на основе реакций твоего организма на близкий контакт со мной – в среднем за последнюю неделю.

– Ах, да. – Самина прикрыла глаза свободной рукой. – Я недостаточно благородного происхождения, чтобы со мной называть вещи своими именами.

Эйден ловко удалял мертвые ткани. Отточенными, уверенными движениями он работал так, будто и не было никогда в его распоряжении высоких технологий, а только эти полевые бинты и подорожник (который, кажется, помогал лишь когда его называли по-научному). Вот где определенно была его стихия. Без привычных лекарств эти прикосновения жгли и щипали раны, но физическая боль сейчас была анестетиком.

– Если уж говорить, как есть, то хотя ты мне и нравишься, я сжег тебе руку, чтобы выбраться. А когда найду реле, то с высокой долей вероятности прикончу. Ну как, звучит? – распыляя криоспрей поверх бинта, спросил андроид.

Самина приподнялась на локтях.

– Как серпом по совести. Я нравлюсь Железному Аспиду?

– Ты, кажется, не слышала, что я сказал после.

Слышать-то слышала, да только это уже не было новостью. День, когда они оба не пожелают друг другу смерти, будет прожит зря. А в ее глазах замер другой вопрос. Эйден моргнул.

– Это же очевидно. Посвятить тебе балладу, или достаточно того, что мой язык побывал у тебя во рту?

– Пожалуй, на этом достаточно прямоты, Эйден. – хрипло осекла тему Самина.

– Мы бы избежали этой неловкости, если бы я еще раз проверил аптечку.

Девушка села и нахмурилась.

– О чем ты?

– Обычно мои пути решения проблем мало похожи на джентльменские. Если кто-то думает, будто император стоит в одном ряду с героями, то крупно ошибается. На деле я не могу себе позволить и толику их благородства. Любой правитель – коронованное чудовище. И чем больше его империя, тем оно опаснее своим хладнокровием.

Эйден поднес к ее глазам капсулу с нейроблокатором.

– Она была в рюкзаке. Оказалось, разбились не все, одна уцелела. Я нашел ее только что. Там, когда это было так важно, я просто не проверил. Понимаешь? Я мог бы… я должен был проверить еще раз. И ты не мучилась бы от страха и боли. Но я этого не сделал, потому что легче было согласиться удержать твою руку на пульте силой. Ведь я посчитал это нормальным. Приемлемым и скорым решением. Более того, я знаю точно: если для твоего спасения потребуется оторвать тебе голову, я сделаю это, не задумываясь. Меня будет волновать не твое отношение ко мне после этого, а лишь очевидная эффективность и процент выживания, отличный от нуля. А что, если когда-нибудь мне легче будет убить тебя, чем просто приложить чуть больше стараний?