Энлиль - Спящий ветер [СИ]

Рин, не мигая, уставился на нее с нескрываемой неприязнью. Богатое воображение с готовностью нарисовало нему красочные картины бездыханного тела, окровавленного и, возможно, расчлененного. Капитан од Годхил-Эсс не производил впечатление терпеливого и жалостливого человека. Ота красноречиво закатила глаза.

- У вас, третьих, чувство юмора тоже удалили за ненадобностью? Распахни ка китель, я посмотрю, оставили ли хоть сердце, - она деловито и целеустремленно шагнула к Рину, пальцы ее потянулись к его вороту. Ошеломленный напором, Рин шарахнулся назад и вцепился в застежки кителя с таким энтузиазмом, словно собирался защищать свою честь до последнего вздоха. Ота расхохоталась. Очень обидно расхохоталась. Уши, удачно прикрытые волосами, стыдливо заалели.

- С ума сойти, какой ты забавный, - отсмеявшись, Ота тыльной стороной ладони вытерла выступившие на глазах слезы. Голос ее звучал примирительно и миролюбиво, но Рин не торопился ей доверять. Он никогда не находил себя забавным.

- Не бойся, не случится ничего с твоим капитаном. Хотя поорут они друг на друга в свое удовольствие.

- Я не боюсь, - буркнул Рин. Ота скептически приподняла бровь и окинула его с ног до головы уже знакомым насмешливым взглядом.

- Ах да. Догма номер какой то там: "Ки не испытывают страха". Говори себе это почаще. На пару лет мотивации должно хватить.

Это тоже звучало до ужаса обидно и снисходительно, но побороть любопытство Рин не сумел.

- На пару лет? А потом? - спросил он. Ота сцепила руки на груди, склонила голову и задумалась. Сейчас она казалась серьезной и печальной.

- А потом ты перестаешь себе врать и живешь, как обычные люди, испытывая весь положенный спектр эмоций. Разве что, в отличие от обычных людей, ты станешь жить только ради своего корабля и своего капитана. Они станут твоей любовью, твоей семьей, и ничего кроме этого у тебя не будет, и не будет иметь значения. Все мы, Ки, предельно зациклены. Этого доктор Эрланд сумел добиться.

- Харан для тебя тоже не имеет значения? - Рин припомнил пылкие объятия в стыковочном шлюзе и позволил себе беззлобную насмешку. Ота не обиделась и не смутилась, только удивилась с искренней непосредственностью.

- При чем тут Харан? Мы тепло относимся друг к другу и весело проводим вместе время, если оно выпадает, но Харан не моя судьба, а твоя. А моя сейчас за этой дверью пытается стучать кулаком по столу, - Ота замолчала и, после непродолжительного молчания, с неожиданной откровенностью продолжила. - Харан приходил ко мне на Соль-Эртели, когда ему подсунули "спящий ветер". Я отказалась ему помочь. Он принял мой выбор, но вряд ли понял его. Должно быть решил, что все дело в моей преданности капитану од Годхил-Эссу.

- А это не так?

- Не совсем. Мой первый корабль потерпел крушение и не подлежал восстановлению. Потерять корабль для Ки - немыслимо. Я думала, что сойду с ума, но со мной остался Гронд. Он дал мне новый корабль и новый смысл жизни. Капитан од Годхил-Эсс значит для меня больше, чем кто бы то ни было. Он мне как отец, но дело не только в этом. Ты знаешь чувство, похожее на последнюю стадию синхронизации, когда ты понимаешь, что все должно быть именно так, а не иначе? Что только это правильно и только так и может быть?

Она спрашивала серьезно и в самом деле ждала ответ. Рин склонил голову к плечу и припомнил свой первый разговор с Хараном на борту, свое негодование по поводу варварского отношения к кораблю, свое согласие ему помочь.

- Могу представить. Но ты ошибаешься. Когда мы закончим, я получу "Kaze Nemuru" и никакой Харан во вселенной меня не удержит.

Рин ждал новой насмешки, но Ота молчала, только смотрела с такой печальной задумчивостью, что ему стало зябко и неловко.

- Недавно я встретил Ки'Цода, - неожиданно для себя сообщил он. Возможно, доверительность разговора затронула в нем некие, доселе неведомые, затаенные уголки души. Или, может, он надеялся, что Ота, Ки'Ота, со всеми ее странностями, поймет то, что не смогли понять ни Харан, ни Анна, ни Хитклиф с Лиамом, то, что даже сам Рин не мог для себя сформулировать.

- Один из первых, если не ошибаюсь, - проявила осведомленность и вежливый интерес Ота.

- Да. Я убил его.

Ота не ужаснулась и не возмутилась подобному кощунству, приняла это, как должное, только чуть изогнула бровь. Рин, горло которого пересохло, откашлялся и продолжил смелее.

- Он сказал, что нас загнали в клетку, из которой нет выхода, и которую мы сами жаждем, как величайшее благо.

- Интересная мысль, - поразмыслив, кивнула Ота. - Не лишена логики, хотя и излишне патетично на мой взгляд. Как бы там ни было, Ки есть те, кто есть. Многое нам недоступно, и кто бы ни был в этом виноват, это ничего не меняет. Это если бы змея плакалась, что ей не дано крыльев и она не может летать и петь в облаках. За что ты убил его? - совершенно буднично, как спрашивают о погоде или о ценах на продукты, спросила она. Рин растянул губы в вялой улыбке.

- Он пытался спасти меня, разможжив мне голову о корпус гоночного кара.

Ота заметно помрачнела. Рин ожидал, что она ответит что-то вроде "мне так жаль", но и в этом они с Хараном оказались похожи. Разве что в выражениях Ота не стеснялась.

- Суки они все, - поджав бледные губы, негромко, но зло, выдохнула Ота. Кого именно она имеет в виду, Рин не понял. Он собрался было отшутиться, но сосредоточиться не получалось. Виски сдавливало, словно стальным обручем на кушетке у Эрланда, слова теряли смысл и ускользали, истаивая, растворяясь, словно сахар в чашке с кофе. К горлу подступил сладковатый привкус и Рину отчего то очень захотелось кофе. Сладкого. Со сливками. Что бы по часовой стрелке мешать ложечкой в чашке, и в пахучей, горячей, черной жидкости свивались в спираль белые молочные нити. И чтобы они кружились, кружились, кружились... почему то это казалось очень важным. Ота в мгновение ока преодолела разделяющее их расстояние, поймала лицо Рина в ладони и вздернула вверх, заставляя смотреть ей в глаза. Рин смотрел, и алые, с черной горизонтальной щелью зрачков глаза, сейчас казались ему глупыми и неуместными, как никогда. Глухой смешок сорвался с его губ на выдохе. В следующее мгновение голова дернулась вправо, а щеку пронзила обжигающая, резкая боль. Ота не церемонилась и залепила пощечину так старательно, что на пару мгновений в глазах потемнело. Кофейное наваждение рассеялось, и хотя виски все еще сдавливало, а горло подъедала тошнотворная сладость, в ней все ощутимее проскальзывали нотки металлического привкуса.

- Пришел в себя? - строго поинтересовалась Ота. На серьезном, внимательном лице отражалась решимость при необходимости повторить лечебную процедуру.

- Все отлично! - поторопился заверить ее Рин. Ота недоверчиво прищурилась, но, в целом, осталась удовлетворена.