Энлиль - Спящий ветер [СИ]

Утра в космосе не предусматривалось, но проснулся Рин некоторое время спустя, о точном промежутке которого не мог и догадываться. Не без труда выбравшись из под прижимающей его к полу и не дающей дышать руке Хитклифа, Рин поднял голову и врезался затылком в столешницу. Звук получился громкий и унизительно гулкий, но сладко посапывающих в объятиях друг друга Хита и Лиама он нисколько не потревожил. Попытавшись выбраться из-под стола, Рин наткнулся на ноги в строгих светлых брюках. Длинные, стройные, они уходили куда-то вверх, терялись за границей столешницы, и Рину не сразу удалось их идентифицировать, отчего он почувствовал нервный приступ паники. На всякий случай он осторожно тронул их за щиколотку и шарахнулся назад, когда они согнулись в коленях. Но нападать ноги не спешили, напротив, спустя пару секунд показалась их обладательница - Анна собственной персоной.

- Мнда, - понимающе произнесла она, заглядывая под стол, и голос ее показался Рину ужасно громким и ужасно противным. - Видать плохо тебе.

Рину и в самом деле было очень плохо. Все тело ломило, в венах, казалось, текла не кровь а раскаленный метал, который все норовил выплеснуться через уши и нос.

- В интоксикатор тебе надо, - сообщила Анна. Рин был согласен в интоксикатор, да и вообще куда угодно, хоть на тот свет, если только тот свет придет к нему сам и не придется шевелиться. Но Анна оказалась безжалостна. Она вытащила его едва ли не за шкирку, доволокла до медотсека и затолкала в интоксикационный бокс, отчего Рин почувствовал себя научным экспериментом на столе у Эрланда. Рин остался наедине со своими мучениями минут на двадцать, но, по истечению этого времени, он сделался чист, здоров, совершенно трезв, хоть и морально опустошен и несчастен. Отчего-то было очень, очень стыдно перед Kaze Nemuru. И еще немного перед лежащим в соседней капсуле капитаном. Рин уныло добрел до рубки, где его уже поджидала Анна, рассчитал путь до Терминаша и, мысленно повинившись перед Kaze Nemuru, забрался в экзоскелет пилотского кресла. Почти сразу появились и взялись помогать Хитклиф и Лиам. Хит выглядел бодрым и свежим, Лиам - откровенно похуже и поминутно морщился от яркого света и громких звуков. Однако от давешних разногласий не осталось и следа. ИО капитана и техник, хоть и перепирались время от времени, но в привычном, беззлобном тоне, призванном скорее засвидетельствовать внимание, чем серьезно отстоять свою точку зрения. Рин невольно улыбался, погружаясь в синхронизацию, а выныривая из тьмы шестой ступени первым, что он заметил, стал притаившийся на краю приборной панели помятый лист оды Kaze Nemuru.

Харан пришел в себя на третий день после того, как Kaze Nemuru вылетела на Терминаш. Пробуждение капитана вызвало изрядный ажиотаж в рядах экипажа. Сам Рин в тот момент, когда призывно запиликал браслет, выданый ему из корабельной заначки с укоризненным пожеланием обращаться поаккуратнее, сидел в рубке в капитанском кресле и с унылым видом штопал дырку на фоменых брюках. Он мог бы заниматься этим и в собственной каюте, но поддался на уговоры Лиама составить ему компанию, пока тот будет ползать под раскуроченой панелью управления в попытках востановить полноценную работоспособность радара и связи. К моменту, когда браслет подал голос, Лиама дважды ударило током и единственное, чего он добился, это того, что радар перестал работать окончательно, а словарный запас Рина значительно обогатился. Покинуть логово, в которое превратилось подпанельное пространство, Лиам оказался счастлив не только из-за большой любви к капитану. На пороге медотсека они практически столкнулись лбами с Хитклифом. Исполняющий обязанности капитана появился со стороны тренировочного зала в одних спортивных штанах и с боксерскими перчатками наперевес. Все они собрались над капсулой: полуголый Хит, ударенный током Лиам, Рин с брюками в руках и, конечно, Анна. Именно по ее довольному виду они с порога догадались, что пациент скорее жив, чем мертв, и облегченно перевели дыхание. Затаив дыхание, с трепетом они взирали, как тяжело дышит и пытается сквозь дрожащие ресницы осознать окружающий мир Харан.

- Все хорошо! Ты в мед отсеке, мы рядом и все хорошо! - заворковала Анна, оттеснив прорвавшегося в первый ряд Лиама. Достоверно неизвестно, возымело ли действие воркование, или просто у Харана оказались крепкие нервы, но паниковать и вырываться из замкнутого стеклянного пространства он не стал.

- Ага... - едва слышно, очень хрипло и глухо произнес он и, не успели его подчиненные проникнуться торжественностью момента, как Харан закрыл глаза и снова затих. По присутствующим прошла волна тревожного брожения, на корню подавленная медицинской компетенцией Анны.

- Он просто спит, - успокоила она, спокойно вглядываясь в таблицы показателей, перелистывая их и удовлетворенно кивая. - Ему нужно набраться сил. Пусть отдыхает.

Решительная и безжалостная, как бывало с ней в моменты, требующие ее медицинского вмешательства, она изгнала из мед отсека всех условно посторонних, разрешив впредь и до полного выздоровления капитана, появляться только поодиночке по очереди. График посещений был составлен самым демократичным образом, но на практике оказался совершенно бесполезен. Стоило Харану снова прийти в себя, осмыслить окружающий мир и совладать с собственным голосом, как он потребовал к себе Хитклифа и уединился с ним, выгнав даже Анну. Их совещание затянулось на несколько часов и закончилось только когда в медотсек ворвалась взбешенная девушка и потребовала хотя бы минимального наличия совести и соблюдения медицинских предписаний. Хитклиф поспешно ретировался, бросив Харана на растерзание. На корабле воцарились тишина и тревожное ожидание. Заразившись всеобщими нервическими подозрениями, уже и Рин не торопился попадаться на глаза капитану, хотя, бесспорно, был рад его выздоровлению. На их с Лиамом настойчивые распросы Хитклиф отвечал неопределенным пожатием плеч и туманными формулировками в духе: "капитан одобрил выбранный курс". И Рину, и Лиаму такие ответы казались вдвойне подозрительными . И если Лиаму опасаться было вроде нечего, то Рин вспомнил предупреждение относительно нарушенного приказа, и в ожидании неминуемого нагоняя время тянулось мучительно медленно. За время, пока на корабле сменился суточный цикл, Хитклиф удалялся к капитану еще дважды и к условному завтраку Харан явился уже собственной персоной. Шел он нетвердым, но решительным шагом, и упрямо не опирался на суетящуюся рядом Анну. Белая рубашка и наброшенный на плечи китель висели на нем, как на анатомическом пособии в лаборатории. Он сел во главе стола, сдержанно поблагодарил Анну, тут же заботливо пододвинувшую ему тарелку и подкладывающую наименее подгоревшие комки макарон. Явление его не прошло незамеченным. Вся команда, за исключением Анны, застыла, словно загипнотизированная ренмеем, и преданно уставилась на капитана в ожидании откровений и приговора. Харан сдавленно закашлялся.