Сергей Павлов - Лунная радуга. Чаша бурь [сборник]

— Теперь не надо,— сдался наконец Бак.

— Не обижайтесь. На психолога не стоит обижаться за то, что он психолог. Открытие сделали вы, я о нем догадался, и только.

— Это открытие нам ничего не дает,— заметил механик.

Я посмотрел на него.

— Ведь дело-то теперь не наше,— пояснил он, опустив глаза.— Я понял так, что по медицинской части у вас претензий к Нортону нет. Психика у него в порядке, и свои поступки он сознает. В общем... вы как хотите, но что до меня, то скажу откровенно: связываться с Нортоном я больше не желаю. Неприлично как-то, знаете ли, затевать драки с членом командного совета корабля. Пусть ломает экраны, если ему это нравится.— Бак махнул рукой и поднялся.— В конце концов, лишний десяток экранов можно сменить, а мне мои зубы дороже.

Уходя, Бак осторожно полюбопытствовал, намерен ли я как-то использовать новые обстоятельства, и, когда я ответил, что нет, не намерен, вздохнул с облегчением. Ужасно ему не хотелось расстраивать нашего капитана...

Итак, раскрыв инкогнито «диверсанта», мы словно связали себя по рукам и ногам. Своеобразие личных качеств «экранного злоумышленника», уровень его служебного положения на корабле лишали нас, дилетантов, практически всяких надежд добраться до истины — тут хоть лопни от любопытства, как выразился бы старина Бак. Зачем понадобилось Нортону ломать экраны? Имеет ли Нортон отношение к загадочной истории о чужаке? Если да, то какое? Ни на один из этих вопросов я до сих пор не знаю ответа. Я, разумеется, совершенно отчетливо понимаю, что тайное битье экранов не есть экстравагантный каприз или, если хотите, некий ритуал абсурда, однако более правдоподобной версии просто-напросто не имею. Вот, пожалуй, и все, что по этому поводу я могу сообщить...

Раут-холл погрузился в глубокую тишину.

— Конец текста звукозаписи,— произнес Купер, и слушатели, стряхивая с себя оцепенение, зашевелились в креслах.

— Что скажете? — спросил Роган, ни к кому персонально, впрочем, не обращаясь.

Фрэнк отметил в голосе консультанта плохо скрытые нотки сарказма и торжества, подумал: «Профессор, кажется, того... тщеславен».

— Необыкновенно любопытный текст,— сказал Никольский.— Я хотел бы иметь его фонокопию.

— Считайте, что фонокопия у вас в руках,— ответил Гэлбрайт.— Ну что ж, профессор,— сказал он Ро-гаНу,— должен вас поздравить. Кое в чем медицина утерла нос нашим парням из отделов Наблюдения Внеземельного сектора. А этот Альберт...

— Альбертас Грижас,— поправил Роган.

— Да, Альбертас Грижас... Отчего мне кажется знакомым это имя?.. Он что, по-прежнему в составе экипажа «Лунной радуги»?

— Нет, шеф,— ответил Купер.— Я успел связаться с информаторием УОКСа. Альбертас Грижас временно исполняет обязанности медиколога на супертанкере «Байкал».

— Причины?

— Самые приятные для Грижаса, Гэлбрайт,— вмешался Роган.— Равно как и для его друзей. Участвовать в последнем рейде «Лунной радуги» к Плутону Грижас не мог, поскольку... во-первых, защита докторской диссертации в Москве. Весьма успешная, кстати. Во-вторых, необходимость его присутствия в Вильнюсе в ответственный момент существенного пополнения семейства Грижасов. Инга Грижас готовилась стать матерью очередной четверки близнецов.

— Так вот откуда мне знакомо это имя! — оживился Гэлбрайт.— «Вильнюсский феномен», «Дважды по четыре — сенсация!».

— В самом деле,— смущенно произнес Никольский.— «Прибалтийские витязи-близнецы», «Демографический микровзрыв в Европе». Я как-то упустил из виду...

— Естественно,— заметил Роган.— Факты рождения близнецов не входят в сферу забот Управления космической безопасности.

— Пока,— подал реплику Фрэнк.

— Что «пока»? — нервно отреагировал на реплику шеф.

— Пока не входят,— пояснил Фрэнк.

— Не понял. Должно быть, очень тонкая шутка.

— Еще неизвестно, чем может обернуться эта «шутка» для наших потомков.

Гэлбрайт удивленно поднял брови.

«Что это со мной сегодня происходит?..» — уже с тревогой подумал Фрэнк, ощущая нависшую в холле атмосферу всеобщей неловкости.

— Молодой человек в некотором смысле прав,— прервал молчание Роган.— По данным статистики, в семьях работников Внеземелья, или — я не люблю этого слова — косменов, близнецы рождаются в двадцать раз чаще, чем в семьях оседлых землян. Особенно это касается «наследственных» работников Внеземелья, то есть косменов второго и третьего поколений. Объяснить упомянутый результат простым совпадением невозможно. Теперь даже скептики понимают, что мы имеем дело с генетической аномалией внеземельного, так сказать, происхождения. Как аномалия проявит себя в дальнейшем, нам неясно. Будет ли это во вред человечеству... Вопрос изучается.

— Честно говоря,— сказал Никольский,— я не в состоянии вообразить, какую проблему для человечества могут таить в себе факты пусть даже резко возросшей рождаемости близнецов.

— Весьма серьезную проблему антропогенетического свойства,— опередил Рогана Фрэнк.— Если будет доказано, что количество близнецов на Земле возрастает по экспоненте, наши потомки могут оказаться перед угрозой антропогенетического тупи...— Какие-то булькающие зву-

ки заставили Фрэнка умолкнуть на полуслове. Он посмотрел на Рогана. Роган смеялся.

— Простите старика,— сказал наконец консультант.— Невежливо, я понимаю, но... согласитесь, трудно удержаться, когда такого рода специфический вопрос рождает озабоченность в умах абсолютных в этой области неспециалистов. Сами антропогенетики только-только начинают разводить руками, а кое-кому уж не терпится ударить в набатные колокола!..

— Время такое, профессор,— вежливо напомнил Фрэнк.

— Какое?

— Ну такое... быстротекущее. Пока специалисты разводят руками, специфические вопросы времени заставляют Управление космической безопасности самым недвусмысленным образом действовать кулаками. Правда, не слишком много от этого проку, но ведь надо же что-то делать.

Роган уставился на Фрэнка немигающим взглядом. Задумчиво произнес:

— То ли я постарел и ничего не понимаю в умонастроениях современной молодежи, то ли... Может, действительно время?.. Впрочем...— Старик помедлил.

«Ну-ну,— мысленно подбодрил его Фрэнк,— любопытно узнать, что думали динозавры, встречая первых млекопитающих».

— ...Впрочем, я думаю,— проговорил профессор в нос,— сие происходит по причине резкой гипертрофии самосознания нового поколения. Загадочный всплеск...

— Почему «загадочный»? — возразил Никольский.— У нас на Востоке это считают в порядке вещей. И называют, кстати, не «гипертрофией самосознания», а «развитым чувством общественной значимости».

— Развитым!..— многозначительно повторил Роган.— И в этом все дело. Развитие без экстенсивных всплесков. Ваша социальная среда постепенно накапливала общественно-психологический потенциал необходимой для нашего времени ориентации. Постепенно, заметьте! Поэтому вам, неспециалисту в области социологии, трудно понять кое-какие «детские болезни» западного социума. Герой нашего разговора...— старик посмотрел на притихшего Фрэнка, как смотрят на неодушевленный предмет,—...болеет какой-то очень мучительной, но, полагаю, не очень опасной «детской болезнью». А может быть, и несколькими сразу. На досуге хочу поразмыслить и попытаться поставить точный диагноз. Сдается мне, одна из причин подобного рода «недомоганий» — не совсем обоснованный выбор профессии...