Андрей Тарковский - Солярис

Вдруг в коридоре раздался звон. Будто кто-то споткнулся о пустую жестянку. Кельвин выключил проектор. Вспыхнул свет. Из коридора отчетливо слышался звук шагов. В два прыжка Кельвин оказался у двери. Шаги замедлились. Тот, кто шел, остановился у дверей. Ручка тихонько повернулась. Не раздумывая, инстинктивно, Кельвин схватил ее и задержал. Нажим не усиливался, но и не ослабевал. Тот, с другой стороны, старался делать все так же бесшумно, как и Кельвин. Потом Кельвин почувствовал, что ручка ослабла, и услышал легкий шорох — тот уходил.

Он поспешно подошел к столу и вынул из проектора подающую кассету с недосмотренной записью. Пленку пришлось оборвать.

Крис вышел в коридор и стал подниматься на второй этаж. На ступеньках алюминиевой лесенки лежали пятна света.

В широком низком коридоре наверху дул слабый ветерок. Дверь главной лаборатории представляла собой толстую плиту шероховатого стекла, вставленного в металлическую раму. Изнутри стекло было заслонено чем-то темным.

Крис постучал. Внутри царила тишина.

— Доктор Сарториус! — крикнул Крис. — Я Кельвин, я прилетел два часа назад…

Несколько раз что-то лязгнуло, будто кто-то укладывал металлические инструменты на стеклянный стол. Вдруг раздался звук мелких шагов, будто бегал ребенок, и одновременно несколько быстрых, размашистых шагов.

— Доктор Сарториус, — преодолевая слабость и взяв себя в руки, сказал Крис, — поймите мое положение. Я попал в какое-то дурацкое положение. И поэтому вынужден действовать не совсем обычными средствами. Если вы не откроете, я применю взрывчатку.

За дверью послышался шум борьбы.

Гибкая тень упала на матовую плиту.

— Я открою, — сказал изнутри Сарториус, — но вы должны обещать мне, что не войдете. Я сам выйду.

— Хорошо, — сказал Крис.

Дверь приоткрылась, и Сарториус протиснулся в коридор. У него было измученное лицо, напряженный лоб. Умные глаза смотрели на Криса с какой-то печальной снисходительностью.

— Снаут сообщил мне о вашем прибытии, — сказал Сарториус. — Здравствуйте.

Он протянул руку, и Крис ощутил твердое пожатие его костлявой ладони.

— Откровенно говоря, — сказал Сарториус, — я не очень обрадовался вашему появлению. Новый человек в подобной ситуации внесет дополнительные трудности. Впрочем, по профессии вы — психолог. Это несколько обнадеживает. Психологи, как правило, лишены болезненного воображения. Вы знаете эту историю с Гибаряном?

— Это ужасно, — сказал Крис, — я еще не знаю подробностей. Он умер.

— Дело не в том, — сказал Сарториус, — умереть может каждый из нас, но он завещал отправить себя на Землю, чтобы быть похороненным там. Это достойно поэта-романтика, но не ученого. Разве космос — плохая могила для него? И Гибаряну захотелось в чернозем… к червям… Я хотел пренебречь этим, но Снаут настоял… Он — талантливый кибернетик, но в нем слишком много сентиментального малодушия.

— Доктор Сарториус, — сказал Крис, — я не хотел этого касаться, но, мне кажется, я действительно буду вам мешать. Не знаю, почему, вы пока не сделали мне ничего дурного, но вы мне неприятны.

— Это неважно, мы связаны общей судьбой, — сказал Сарториус, — вот о чем надо думать здесь, на станции. Нас было трое с Гибаряном. Теперь нас снова трое.

Крис внимательно посмотрел ему в лицо.

— Вы когда-нибудь слыхали о Бертоне? — спросил вдруг Крис.

— Это пилот, который…

— Да. Он участвовал в поисках Фехнера.

— Фехнер умер великолепно, — сказал Сарториус, — а Гибарян струсил.

— Не надо плохо говорить об этом человеке, — сказал Крис. — Не надо вообще плохо говорить о мертвых.

— Вы не о том думаете, — сказал Сарториус, — надо думать лишь о долге.

— Перед кем? — спросил Крис.

— Перед истиной.

— Значит, перед людьми.

— Вы не там ищете истину, — сказал Сарториус.

— Понятно, — сказал Крис, — мне будет скучно с вами встречаться.

— Вы ошибаетесь, — мягко сказал Сарториус.

Неожиданно Крис заметил, что дверь за спиной Сарториуса вздрагивает, а тот прижимает ее спиной.

— Вас… вас… ваша поза нелепа! — чувствуя растущий испуг и поглядывая на вздрагивающую дверь, крикнул вдруг Крис. — Ваше так называемое мужество бесчеловечно, слышите, вы?! — Крис сам не понял, как потерял самообладание. Все пережитое разом навалилось на него.

В это мгновение дверь приоткрылась и, как показалось Крису, кто-то маленький выглянул оттуда.

Сарториус нагнулся, и в лице его не было ни страха, ни злобы. Это было твердое лицо исследователя. Он сильно толкнул этого маленького внутрь и сухо сказал:

— Уходите. Я забочусь исключительно о вашей психике. Вы, как я понял, излишне поэтичны… Вам надо привыкнуть. Свяжемся по радио.

Он вежливо поклонился и захлопнул дверь.

Крис спустился вниз. Розовая занавеска в конце коридора пылала, как будто бы подожженная сверху. Пламя гигантского пожара занимало треть горизонта. Волны длинных густых теней стремительно неслись к станции. Это был рассвет. После двухчасовой ночи всходило второе, голубое, солнце планеты. Все изменилось вокруг. Все, что имело красный оттенок, поблекло: все белые, желтые, зеленые предметы, наоборот, стали резче и, казалось, излучали собственный свет.

Неожиданно в глубине коридора послышались шаги. Кто-то шел босиком, как ему показалось. Крис замер. Это была девочка лет 12-ти, в короткой юбочке, рыжеволосая, стройная…

C похолодевшей грудью смотрел на нее Крис.

Она прошла совсем рядом, так что Крису пришлось прижаться к стене. Лишь когда она скрылась за углом, Крис ощутил твердость в ногах. Он пошел, покачиваясь и держась за обшивку.

Дверь радиорубки была распахнута. Снаут сидел в кресле, закрыв глаза. Крис подошел и уселся рядом.

— Попробуйте позавтракать, — сказал Снаут, — иногда это успокаивает.

Он подошел к холодильнику и достал холодное консервированное мясо.

Крис съел все мясо, потом отдельно начал есть хлеб, запивая все это вином и консервированным молоком. Насытившись, он также сел, откинувшись в кресле и вытянув ноги.

— Я разговаривал с Сарториусом, — сказал Крис после некоторой паузы. — По-моему, это паршивый тип.

— Он очень талантливый ученый, — сказал Снаут, — пожалуй, последний из больших соляристов.

— Вы знаете, я немного болен, — вдруг сказал Крис и посмотрел на Снаута.

— Вы абсолютно здоровы, — сказал Снаут. — Вы просто невнимательны к советам и переутомлены. Примите снотворное и лягте пораньше.

— Вы добрый человек, Снаут, — сказал Крис, — для кибернетика это еще большее неудобство, чем для психолога. Доброта — это, все-таки, хлябь, зыбкость.

— Не говорите глупостей, — сказал Снаут.

— Все-таки, жаль — сказал Крис, — что мы не встретились с вами раньше. Там, на Земле.