Оливер Леоненко - Оскорбление

Лучшее доказательство моей правоты, если подумать.

Меня радует, что я оцениваю их таланты выше, чем они сами.

Вина? Я бы так не сказал. Просто, даже если я подам в отставку, это ни к чему не приведет. На меня по-прежнему будут оглядываться. Ждать от меня верных решений и своевременных приказов. Знать, что за спиной остается кто-то, на кого можно положиться.

Мне следует исчезнуть.

Да и я уже слишком привык воевать, чтобы стать хорошим вождем мирного времени.

Если быть честным с самим собой — в глубине души я рад. На этой войне погибло слишком много хороших людей. И все те, кого я звал друзьями.

Интересно… Ведьма испытывала то же, стоя на палубе "Артура" и зная о ядерной торпеде под килями эскадры?

У меня перед ней есть одно преимущество.

Все, кто идет за мной, знают, что из боя мы не вернемся.

Пусть и не догадываются, почему именно.

Я подаю сигнал на разделение "Кенорленда".

Обычно боевые паромы разваливались на части лишь после долгого обстрела превосходящими силами противника. Даже выведенные из строя, с изрытой импактами и оплавленной антипротонными подрывами поверхностью, они могли где-то внутри сохранять действующие системы, защищать свой экипаж.

Или неожиданно для противника поднять истребительные и модульные эскадрильи.

Но сейчас ситуация была другой — как и враг.

С которым эскадра сближалась на относительной скорости около ста двадцати тысяч километров в секунду.

— Расстояние пятнадцать. Тормозное излучение цели прекратилось.

Давным-давно металл ферм и самородков-включений был переплавлен и переработан в новые корабли, сняты и демонтированы все системы, кроме самых необходимых. "Кенорленд" пожрал сам себя, и превратил собственную плоть в дополнительные болванки снарядов, топливные баки и нейроморфные блоки. Боевой паром превратился в пронизанный ходами хондритный обломок, летящий в сторону вражеского флота.

Авангардные зонды расходятся широким конусом. Из пусковых шахт поднялись вереницы огней. Сенсорные зонды и корабли управления уходили за корму парома, ретрансляторы сигналов выстраивались в длинные цепочки. Орудийные модули и кинетические перехватчики развернулись в боевые колонны.

Раскрылись временные щиты — километровые полиэтиленовые ячеистые паруса, заполненные талой водой под давлением. Долго им в набегающем потоке не продержаться — но они прикроют эскадру до контакта с противником. После которого перед боевыми модулями и командными кораблями (несущими, впрочем, и собственную радиозащиту) встанет проблема серьезней, чем радиационный износ.

Сработали мины. Сперва — кормовые двигательные, просто пластиковые трубы с жидкими газами внутри, придавшие парому тормозной импульс. Затем подорвались внутренние заряды, и перед группой щитов заклубилось облако пыли и щебня. Миллионы мелких обломков, только что бывшие "Кенорлендом", неторопливо уходили за корму земных сил.

Далеко впереди медленно разгорается пятнышко фиолетового света.

"Не совершаю ли я ошибку? Возможно, я слишком легко доверился существам — существу! — с которыми воевал всю жизнь. Возможно, там, над Юпитером, в ход следовало пускать не холостые перемычки и ракетные имитаторы, а полновесную боевую загрузку.

Возможно, по моей вине человечество таскает для монстров голыми руками каштаны из огня.

И совершенно точно — я снова стал слишком стар для войны. Раз, начав бой, все еще терзаюсь сомнениями".

— Отстраиваемся от допплера, подтверждаем накачку поля аргонной плазмой. Засекли локационные импульсы от периметра экрана. Он нас видит. И, похоже, готовится к бою.

— Сориентируйте передатчики дальнего действия на источник излучения. Вещание на всех основных коммуникационных частотах ГлобДефКома, открытым текстом. Переключить передатчики на мой голосовой канал.

Званцев вгляделся в трепещущущую перед ним фиолетовую свечу.

В межзвездную пустоту падали слова.

— Я — Павел Званцев. Ответь мне, или я тебя уничтожу.

Тишина. Только проходят через обшивку капсулы уже привычные шумы работающих насосов, температурных деформаций, корректирующих двигателей.

— Обнаружены отдельные тепловые источники по периметру экрана. Тепловое и радиационное воздействие на зонды авангарда. Потеряно два зонда… одиннадцать… двадцать… зонды сто шесть и сорок пять передают локаторную картинку… объекты на встречном курсе… потеряна связь со всеми зондами авангарда.

— Выслать вторую группу зондов. Рассредоточить ее по курсу с плотностью один на десять миллионов.

Движением курсора Званцев развернул видеозапись.

Это было чертовски красиво.

В пустоте горело фиолетовое пламя.

Сердцевина оставалась темной. Сейчас изображение шло в оптике, и допплер загонял излучение с центра щита в ультрафиолет и выше. Свечение подрагивало, словно огонь гигантской свечи. Искорками мерцали в фиолетовом облаке шириной в двести километров микрометеориты, змеились крохотные молнии газовых разрядов.

Званцев возобновил прокрутку. Фиолетовое кольцо прыгнуло вперед и влево, исчезло. Он снова остановил запись, позволил компьютеру достроить изображение, и из мешанины пятен выплыло… нечто.

В Палаче не было ничего от геометрической скупости обводов чужого флота. Разве что расцветка — такое же смешение черных и зеркальных полос, только не перемешанных между собой, а вытянутых вдоль длинного узловатого туловища.

Званцев не мог думать о нем, как о машине, а не как о живом существе. Кальмар, актиния — что-то глубоководное и еще более чуждое человечеству, чем тот, кто звал себя кровным братом.

Длинное сорокакилометровое туловище в бугристых наплывах и синих огнях, утолщенный шипастый эллипсоид хвоста. От "головной" части отходят десятки плавно шевелящихся щупалец, каждое делится натрое, потом снова и снова — так, что Палач окутан фрактальным узором тонких колышущихся волосков. Поверхность словно усыпана крохотными ртутными каплями, мерцающими светлячками. Плазменный свет щита отражается в продольных зеркалах. Пять или шесть отростков лишены разветвлений, они тоньше, длинней — и завершаются воронками разинутых пастей.

Из которых струится непрерывная цепочка крохотных точек.

Зонд передавал изображение Палача, полученное с расстояния в полмиллиона километров, не дольше микросекунды.

"Форма отражает сущность. Простота вида чужаков, зовущих себя кровными братьями, отвечала простоте их методов.

Эта тварь сложна — в форме и образе действий. Она умеет выбирать цели и средства. Она не просто убийца — она садовник, которому предстоит вырастить новый сад на месте сведенного. А затем — стать удобрением для новых посадок. Или перестроить себя в сторожа, наблюдающего за сохранностью сада. Или уйти в межзвездную пустоту для новой жатвы. По обстоятельствам.