Ким Робинсон - Марсианская трилогия

Птицы неустанно боролись с вихрем. Она стояла и наблюдала за ними – поморники, охотящиеся над тёмными прожилками открытой воды. Полыньи служили выходом к огромным объемам жидкой воды, что скрывалась подо льдом; она слышала о непрерывном канале подледной воды, теперь охватывавшем всю планету и выдающемся на востоке поверх старой Великой Северной равнины, образуя на поверхности редкие полыньи, которые затем остаются жидкими на какое-то время, будь то час или неделя. Подводная температура, даже несмотря на холодный воздух, повышалась от затопленных мохолов и тысяч термоядерных взрывов, устроенных наднационалами на стыке столетий. Эти бомбы были помещены глубоко в мегареголит, предположительно – чтобы не допустить распространения их радиоактивных осадков, но от теплового излучения это не спасало: импульсы проходили через породы и не стихали годами. Нет уж, Мишель, конечно, мог говорить, что это все вода, присущая Марсу, но в этом новом море было не много естественности.

Энн взобралась на гребень, откуда открывался лучший обзор. Вот он, лёд – по большей части ровный, но кое-где колотый. И безмятежный – будто бабочка, сидящая на ветке, – казалось, его белизна могла вдруг подняться вверх и упорхнуть. По движению птиц и облаков можно оценить силу ветра: все смещалось к востоку, и только лёд оставался неподвижен. Ветер с низким шумом скреб по миллиардам мерзлых каменных граней. Он будоражил участки серой воды, и каждый его порыв отмечался рябью, и чем сильнее он дул, тем большей чувствительностью отвечала вода. И под этой соприкасающейся с ветром поверхностью – планктон, криль, рыба, кальмары. Энн слышала, что в рыбных питомниках производили морских созданий предельно короткой антарктической пищевой цепочки, а потом выпускали их в море. Населяли его.

Поморники кружили над головой. Одно их облачко ринулось вниз куда-то вдоль берега, за скалами. Энн подобралась к ним поближе. Вдруг она увидела их цель в расщелине на краю льда: почти съеденные кем-то остатки тюленя. Тюленя! Труп лежал на тундровой траве, в укрытии песочных дюн, за каменистым гребнем, уходящим под лёд. Среди темно-красной плоти, окруженной белым жиром и чёрным мехом, проступали кости. Все было разорвано и открыто небу. Глаза выклеваны.

Она прошла мимо трупа, залезла на соседний гребень. Тот представлял собой своего рода мыс, вдающийся в лёд, а за ним простиралась бухта. Она была круглой формы – кратер, засыпанный льдом, – и находилась на одном уровне с морем. С его стороны в ней имелся прорыв – именно там в неё проник лёд, которым она и наполнилась. Теперь же бухта казалась идеальным местом для гавани – круглая, шириной в три километра. Когда-нибудь она и станет гаванью.

Энн села на валун, лежавший на мысу, и посмотрела на эту новую бухту. Она непроизвольно тяжело дышала, с силой поводя грудной клеткой, как во время родовых схваток. Да, она всхлипывала. Стянула с лица маску, вытерла рукой нос и глаза – и при этом плакала навзрыд. Это было её тело. Она помнила, как впервые натолкнулась на затопленную часть Великой Северной равнины во время одиночного путешествия много лет назад. В тот раз она не плакала, но Мишель объяснил, что то был просто шок, вызвавший онемение, как при физическом повреждении, – будто она отрешилась от своего тела и чувств. Нынешнюю реакцию Мишель назвал бы несомненно более здоровой, но почему? Было неприятно: её всю колотило так, что невольно вспоминалась сейсмическая дрожь. Но, когда все пройдёт, предупредил Мишель, ей должно стать лучше. Она почувствует себя опустошенной… И напряжение спало. Тектоника лимбической системы… Она презрительно ухмыльнулась этой упрощающей аналогии, предложенной Мишелем: женщина-планета – что за абсурд! И все же она сидела, шмыгая носом и глядя на ледяную бухту под стремительно проносящимися облаками. И чувствовала себя опустошенной.

Все замерло – лишь облака плыли над головой, да рябь бежала по открытым участкам воды, мерцая то серым, то лиловым. Вода была в движении, но земля оставалась в покое.

Наконец, Энн встала и спустилась по гребню из старого твёрдого стишовита, служившего теперь узким разделителем между двумя длинными пляжами. Из того, что лежало выше льда, на самом деле мало что изменилось из-за терраформирования. Но ниже уровня воды – совсем другое дело. Здесь пассаты, беспокоящие открытую воду в летней бухте, поднимали достаточно крупные волны, чтобы измельчить глыбы льда в так называемую шугу. Куски этого плавника теперь вынесло на берег повыше нынешнего уровня льда, словно скульптуры, изображающие плавучий лес. Но летом этот лёд смешивался с песком новых пляжей, создавая кашу изо льда, грязи и песка, которая замерзала, напоминая коричневую глазурь на пирожном.

Энн медленно прошлась посреди этого месива. За ним открывался узкий пролив, забитый кусками льда, осевшими на мели и затем вмерзшими в поверхность моря. Открытые солнцу и ветру, они изображали фантазии в стиле барокко из чистого голубого и мутно-красного льда, словно скопления сапфиров и рубинов. Южные стороны этих глыб преимущественно подтаяли, и талая вода застыла в виде сосулек и столбиков и покрылась ледяной коркой.

Озираясь на берег, она снова обратила внимание на то, каким изборожденным и неровным был песок. Изломы поражали своими размерами, выемки порой достигали двух метров в глубину – для того чтобы вырыть такие канавы, требовалась невероятная сила! Песчаные дюны, должно быть, состояли из лёсса, образовавшего рыхлые эоловые отложения. И теперь все это походило на нейтральную зону замёрзшей грязи и мутного льда, разнесенную бомбами вместе с траншеями какой-то несчастной армии.

Она пошла дальше по тёмному льду, пока не очутилась на поверхности самой бухты. Казалось, весь мир покрывала семенная жидкость. Один раз лёд слегка треснул у неё под ногой.

Отойдя от берега на приличное расстояние, Энн остановилась и посмотрела вокруг. Горизонт в самом деле был узок. Она взобралась на плоскую льдину, и с неё ей открылся прекрасный вид на ледяной простор вплоть до границ кратера под бегущими облаками. Лёд, пусть и потрескавшийся, беспорядочный и размеченный грядами торосов, все же явно передавал правильность поверхности воды, что скрывалась под ним. На севере проход к морю был хорошо заметен. Ледяные глыбы выдавались над поверхностью, словно покореженные замки. Белая пустошь.

Сделав попытку осмыслить представший ей вид и потерпев в ней неудачу, Энн слезла с льдины и вернулась на берег, а затем двинулась обратно к машине. Когда она переходила по небольшому гребню, её внимание привлекло движение у края ледяного поля. Это было какое-то белое существо… человек в белом прогулочнике, на четвереньках… Нет. Медведь. Полярный медведь. Он брёл вдоль кромки льда.