Ким Робинсон - Марсианская трилогия

Она вытянулась, изобразив воздушного змея, а затем бросилась вперёд, выполнив маневр «Падающий Иисус». Затем, пролетев тысячу метров вниз, сложила крылья и задвигалась так, будто плыла по-дельфиньи, чтобы ускорить снижение, пока ветер неистово свистел вокруг, а она, наконец, не пролетела мимо края стены, существенно превысив равновесную скорость. Это был знак, что пора выворачивать, потому что, хоть утёс и был высок, при максимальном снижении дно каньона приближалось очень быстро, а чтобы вывернуть обратно, нужно было некоторое время даже при большой силе, владении навыками и выдержке. Она выгнула спину и выпростала крылья, почувствовав напряжение в мышцах груди и бицепсах и сильнейшее давление, даже несмотря на костюм, который помогал ей справляться со стремительно растущей нагрузкой. Хвостовые перья опустились, четырежды взмахнули из стороны в сторону – и она избежала песчаного дна каньона, опустившись над ним так низко, что могла бы схватить мышь с его поверхности.

Она повернулась и вновь оказалась в восходящем потоке, опять войдя по спирали в собирающиеся в вышине облака. Ветер дул порывисто, и играть с ним доставляло настоящее удовольствие. В этом и состоял смысл жизни, значение вселенной – в искренней радости, позволяющей забыться, когда разум становится не более чем отражением ветра. Восторг… Кто-то говорил, что она летала, как ангел. Одни летали, как беспилотники, другие – как птицы, а третьи, самые редкие – как ангелы. Она давно не чувствовала такой радости.

Снова придя в себя, она стала опускаться вдоль стены к Оверлуку. В руках уже ощущалась усталость. Затем она заметила ястреба. Как и многие летатели, которые, завидев птицу, начинали за ней следовать, она полетела за ястребом, наблюдая за ним так внимательно, как не мог бы наблюдать ни один птицевод. Она подражала каждому его рывку, каждому взмаху, пытаясь перенять у него хотя бы частичку летного мастерства. Иногда ястребы кружили над этим утёсом, высматривая пищу, и тогда целый авиаотряд летателей мог повторять их движения, собравшись чуть выше. Это смотрелось забавно.

Сейчас она превратилась в тень ястреба, поворачивала, когда поворачивал он, копировала положение крыльев и хвоста. Она мечтала владеть воздухом так же, как он, но это было ей не дано. Зато она могла пытаться: яркое солнце среди мчащихся облаков, темно-синее небо, ветер, обдувающий её тело, кратковременная эйфория невесомости, когда Зо резко начинала падение… мгновения полного забытья. Лучшее, чистейшее времяпрепровождение, которое может выбрать человек.

Но солнце опускалось на запад, а её уже мучила жажда, поэтому она оставила ястреба и, повернув, стала спускаться к Оверлуку, лениво выписывая в воздухе восьмерки, чтобы очутиться прямо на зелёном Кокопелли. Она опустилась так легко, словно никуда и не летала.

Место за стартовым комплексом называлось Верхушкой. Она представляла собой скопление дешёвых общежитий и столовых, где находились почти одни летатели и туристы, приехавшие, чтобы посмотреть на полёты. Здесь ели, пили, шатались, болтали, танцевали и искали, с кем составить пару в ближайшую ночь. Неудивительно, что там оказалось несколько друзей Зо, с которыми она летала: Роуз, Имхотеп, Элла и Эстеван. Все они сидели в «Адлер Хофбройхаус», уже навеселе, и очень обрадовались, увидев, что Зо снова вернулась к ним. Они выпили за встречу и отправились непосредственно в Оверлук, где сели на поручень, чтобы наверстать упущенное по части сплетен, передавая по кругу здоровенный косяк с пандорфом. При этом они отвешивали неприличные комментарии по поводу тех, кто прогуливался внизу, и кричали друзьям, которых замечали в толпе.

Наконец, они покинули эту часть Оверлука и присоединились к людям в Верхушке. Медленно пройдя между баров, они зашли в баню. Завалившись в раздевалку и сняв одежду, принялись бродить по тёмным комнатам, где вода была по пояс, по щиколотку, по грудь – горячая, холодная, еле тёплая. Они расставались и потом находили друг друга, занимались сексом с еле различимыми незнакомцами. Зо медленно, сменив несколько партнёров, дошла до оргазма, радостно мурлыча, когда её тело содрогалось, а мысли разлетались прочь. Секс, секс, ничто не могло с ним сравниться – разве что полёты, у которых было с ним много общего: пьянящий восторг тела, словно ещё одно эхо Большого взрыва, самого первого оргазма. Радость при виде звёзд в иллюминаторе над головой, при ощущении тепла от воды или при прикосновениях парня, который вошёл в неё и находился в ней, весь твёрдый, а три минуты спустя окреп ещё и вновь задвигался, смеясь в предвкушении нового оргазма. После этого Зо переместилась в сравнительно светлый бар, где уже сидели остальные, и Эстеван рассказывал, что лучшим за ночь оргазмом, как правило, оказывался третий – который наступал после долгого приготовления, но когда ещё оставался приличный запас семени для извержения.

– После него тоже неплохо, но тогда уже требуется больше усилий, к тому же нужно хорошенько завестись, чтобы кончить, так что все равно: лучше третьего быть не может.

Зо, Роуз и остальные девушки согласились, что в этом отношении, как и во многих других, быть женщиной гораздо лучше. Этой ночью в бане они совершенно естественно испытали по нескольку чудесных оргазмов, но даже это было ничем по сравнению со status orgasmus, непрерывным оргазмом, который может длиться хоть полчаса, если женщине повезёт и если ей попадется достаточно умелый партнёр. Это было целое ремесло, которое они старательно изучали, но, как все соглашались, оно было скорее искусством, чем наукой. Нужно быть высокой, но не выше, чем нужно; быть с группой, но не с целой толпой… Позже они достигли в этом относительных успехов и, когда рассказали об этом Зо, та весело потребовала доказательств.

– Ну же, я хочу, чтобы меня положили на стол!

Эстеван загорланил и повёл её вместе с остальными в комнату, где стоял, возвышаясь над водой, большой стол. Имхотеп уже лежал на нем на спине, готовый стать для неё человеком-матрацем. Остальные подняли её и уложили так же на спину, поверх него, а затем её обступила вся группа: руки, ноги, гениталии, языки в каждом ухе, во рту, повсюду какой-то контакт. Спустя какое-то время они смешались в однородную массу эротических ощущений, охватив её со всех сторон, и Зо громко замурчала. Когда начался оргазм, она резко изогнулась над Имхотепом, а все вокруг продолжали, только теперь нежнее, лаская её и не отпуская, – и тогда её унесло, она будто взлетела, ей было достаточно прикосновения мизинцем, чтобы это продолжалось.

– Все, больше не могу! – закричала она.

Но они лишь засмеялись и ответили:

– Нет, можешь! – И продолжали, пока по мышцам живота не побежали судороги и она, резко перекатившись с Имхотепа, не оказалась в руках Роуз и Эстевана. Она не могла даже стоять. Кто-то сказал, что её унесло на двадцать минут. По ощущениям же прошло две… или бесконечность. Мышцы живота страшно болели, равно как и бедра с тазом.