Джон Де Ченси - Автострада запредельности

— Ты слишком долго жил на свете. Переключи буфер на терминал панели управления, и дай я попробую.

Сэм так и сделал, и я набрал главное меню программ. Я пробовал различные варианты, чтобы выманить распечатку той массы байтов, которые заняли пространство в главной памяти, но не мог, хотя я получил их адрес и идентификацию программы.

— По крайней мере, у нее есть имя, — откомментировал Сэм.

— ВБМ 0001. Тебе это что-нибудь говорит?

— ВБМ что-то мне напоминает. Хотя, впрочем, не очень-то.

— Неудивительно. Ладно, посмотрим, что еще мы можем сделать. Как насчет этого?..

Через полчаса наш мешок с чудесами опустел, и наша главная память все еще была забита тем, что оказалось явной подрывной программой незаурядно крупных пропорций, которая упрямо отказывалась показаться или дать хотя бы намек, к чему она предназначена. Эта штука была везде. Точно так же, как она самовольно влезла в центральное процессорное устройство, она угнездилась и во вспомогательном банке файлов, но мы не могли точно сказать, где именно. Было такое ощущение, что она прописалась в мотеле и по чемодану оставила в каждой комнате. Эта штука отказывалась вступать в переговоры и отвечать на наши обращения к ней. Мы счистили ее из главной памяти, но она самовольно загрузилась, когда мы подключили снова банки памяти. А мы не могли вычеркнуть ее из вспомогательного хранилища файлов, потому что рисковали стереть что-то, что хотели сами сохранить. Мне стало не по себе от нашей беспомощности. В последней отчаянной попытке я провел два часа, кодируя диагностическую программу, которая, пусть даже и не в состоянии сказать мне, где именно сидит подкидыш, могла бы путем исключения сказать мне, где ее нет. Это не было обычной стандартной программой проверки. Эта программа не уступила бы управления и контроля ни одной другой программе, пока она действовала. Что она делала, когда включалась, оставалось загадкой. Если мотор был выключен, она совершенно бездействовала. Когда мы включили мотор, что-то произошло в системе удаления радиоактивных шлаков, но то, что происходило, было слишком тонко, чтобы мы могли это засечь.

После двух часов проверок я наконец смог обнаружить, что это могла быть за штука.

— Я бы сказала что это искусственный интеллект. Поколение десятое, может, и выше.

— Я тоже так и понял, — сказал Сэм, — что означает…

— Что у нас кто-то едет зайцем.

Существо X, как мы стали звать нашего зайца, оказался твердым орешком, разгрызть который было практически невозможно. Когда мы покончили с остальными ремонтными работами и все еще не добились с ним успеха, мы швырнули, фигурально выражаясь, щипцы для орехов и оставили его в покое.

Фантомная программа упрямо сопротивлялась всякому анализу, неважно, насколько остроумно мы продумывали наши прощупывания. Мы не рисковали запустить самые хитроумные программы из страха, что эта была, так сказать, «заминирована» и могла бы причинить вред всей системе, если бы мы ее случайно повредили. Мне не хотелось бы рисковать повреждением центрального процессора или даже, упаси бог, самой Влатузианской матрицы личности. Невозможно сказать, что эта дрянь сделает, если ее спровоцировать. Поэтому мы оставили ее в покое. Кем бы ни было это существо X, оно не мешало обычной работе. Влатузианская матрица Сэма полностью держала под контролем девяносто девять процентов остальных функций компьютера, и влияние таинственной программы на остальной процент казалось нам вполне безобидным, хотя мы сильно подозревали, что на самом деле все совсем не так. Мы все еще не могли точно знать, что эта штуковина задумала и что она вытворяла с системой удаления шлаков из мотора. Но мы догадывались.

— Значит, ты считаешь, что она оставляет след из побочных продуктов мотора? — спросил Сэм.

— Может быть, — ответил я.

— Но ведь большая часть тяжеловозов просто подтекает такими же самыми продуктами. Каким образом следящие устройства могут отличить один след от другого?

— С помощью насыщения топлива чем-нибудь таким. Они же наполнили тебя под завязочку на Высоком Дереве, правда же?

— Правда. Тут ты, наверное, попал в точку.

— Самая лучшая мысль, которая до сих пор приходила мне в голову, — сказал я.

— А мы и с этим ничего не можем поделать. Роскошно.

— Нет, если только не захотим копаться в системе очистки шлаков, а мы для этого точно уж не приспособлены.

— Нет, что верно, то верно. Однако такой вопрос: зачем им искусственный интеллект, для того, чтобы выполнить такую работу? Самая глупая программа в стиле троянского коня вполне справилась бы с такой задачей.

— Может быть, и нет, — возразил я. — Мы можем справиться с одной из этих программ. Такие легко можно уничтожить. А вот программа, которая как бы сама по себе компьютер, может спрятаться как следует и не давать возможности себя поймать.

— Ну да, поставить компьютер, чтобы другой компьютер не смог ее выловить, так сказать.

Я кивнул.

— Вот именно, так сказать.

Мы сказали «до свиданья» ахгиррам с немалой грустью и печалью. Я все еще остро переживал потерю Тиви, а многие другие просто стали мне друзьями. Дарле особенно не хотелось покидать инопланетян, которые со всех сторон были столь похожи на нас. Ни одна раса в известных нам лабиринтах даже близко не подходила к тому уровню человечности, к какому подошли ахгирры. Ретикулянцы весьма и весьма отстали от них в этом отношении. Возможно, был большой смысл в том, что мы нашли их здесь, в лабиринте, не связанном с земным. Видимо, строители Космострады хотели как можно дальше разделить расы, которые потом могли бы соперничать между собой в колонизации миров, приспособленных для жизни.

В тени входа в пещеры видно было, что глаза Рагны наполнены слезами.

— Мы неизменно будем весьма тосковать по каждому из вас, как личности, — сказал он, пожимая руку Они, его жены, чтобы не расплакаться. Слово «жена» подходило здесь больше, чем «спутница жизни», потому что ахгирры исповедовали один брак на всю жизнь, и Рагна и Они были в самом лучшем смысле супругами и спутниками жизни. Слова «развод» в языке ахгирров вообще не было, хотя расставания пар были и все-таки время от времени случались.

Хокар вытер глаза рукавом своей серой туники.

— Да, — сказал он, — мы очень будем по вас скучать.

Примерно тридцать обитателей пещер вышли нас проводить. Мы за это время познакомились с ними всеми. В полумраке за толпой глазенки робких детишек выглядывали из-за гор коробок и цилиндров оборудования. Я помахал им рукой, и глазенки исчезли. Сьюзен заметила, что я улыбаюсь, увидев, как детишки осмелились посмотреть тайком еще разочек.

— Прелесть, правда? — спросила она, подходя ко мне.