Ким Робинсон - Аврора [litres]

– Ты имеешь в виду, если бы у него был купол, – подмечает Бадим.

– Конечно, но выглядит оно так, будто есть, – говорит Арам. – По крайней мере, как по мне. Я знаю, это рассеянный солнечный свет, но разве он не похож на твердый купол? По-моему, похож. Только взгляни. Прямо как потолок в биоме.

Они с Бадимом обратились к книге, которую нашли с помощью своих запястников – старинному тексту под названием «Свет и цвет в природе» [53], – и теперь корпят над главой «Видимое уплощение небосвода», где находят подтверждение мнению Арама о том, что небо воспринимается как купол.

– Видишь, – говорит Арам, указывая на свой запястник, – верхняя часть неба кажется наблюдателю ниже, чем горизонт, более далекий, в два-четыре раза, в зависимости от условий. Ведь, наверное, так и должно быть?

Бадим выглядывает через открытый проем верхней палубы. Они с Арамом постоянно там гуляют, не задумываясь о воздействии открытой среды.

– Наверное.

– И это объясняет, пожалуй, почему эти небоскребы выглядят такими высокими. Дальше здесь говорится, что мы склонны считать, что середина дуги между горизонтом и зенитом находится под углом сорок пять градусов к поверхности, как было бы, если бы купол имел форму полусферы. Но поскольку купол лежит ниже горизонта, то середина дуги также имеет куда меньший угол – скажем, где-то от двенадцати до двадцати пяти градусов. Поэтому мы постоянно думаем, что все выше, чем есть на самом деле.

– Да, но мне также кажется, что эти небоскребы просто невероятно высоки.

– Без сомнения, но мы видим их еще выше, чем они есть.

– Что ты имеешь в виду?

Они надевают солнечные козырьки, кепки и очки и выходят на открытую палубу. Там они двигаются кругами, вытягивая к небу руки и переговариваясь по своим запястникам. Похоже, они хорошо осваиваются в новом мире и свыкаются с гибелью дома всей своей жизни и бедного Джучи. Фрея же до сих пор в шоке, не может даже подходить к окнам – не то что смотреть в большой открытый проем на палубу, а уж идея выйти туда и вовсе валит ее с ног. Все ее нутро заполнено черной пустотой.

Многие из гонконгских зданий возвышались прямо из воды – несомненно, это было следствием значительного подъема ее уровня, о котором многие товарищи Фреи, как они утверждают, читали еще в новостях на корабле, но сейчас все это прямо перед ними – в каналах, тянущихся между всеми зданиями, ближайшими к воде, где грациозно проплывали длинные узкие лодки, оставляющие позади себя следы волн, запах соли и жженого масла. Крики кружащих чаек. Жара, влага, запахи. Если бы в каком-нибудь из их тропических биомов тоже было так жарко и влажно, да еще так пахло, они наверняка решили бы, что там возникли какие-то проблемы.

За небоскребами видны зеленые холмы, тут и там усеянные разными строениями. Когда прибывшие сходят с борта корабля-города и садятся на длинный низкий паром, они смотрят во все стороны, изучая этот потрясающий пейзаж. Затем они будто едут на трамвае из одного биома в другой. Выходить из продолговатой каюты нет нужды, но Фрея испытывает панику при мысли, что ей вдруг придется это сделать. Ей дали сапоги, которые были выше колен и таким образом поддерживали ее равновесие. Ступней она по-прежнему не чувствует, зато сапоги при ходьбе будто знают, что она собирается сделать, и с их помощью у нее уже более-менее получается.

Затем вверх по переходной трубе, изнутри чем-то напоминающей их спицы. Далее – в кабину лифта, и наконец – в помещение, одной стороной выходившее на еще одну открытую палубу, расположенную в нескольких сотнях метров над бухтой. Высоко в небе, под самыми облаками – «морской слой», как называет его Бадим. Кто это вообще придумал?

И вот люди с корабля выходят на открытую палубу. Очень часто они падают, многие плачут или что-то выкрикивают, другие возвращаются обратно в свое убежище. Фрея ютится у лифта. Товарищи со звездолета замечают ее, подходят и обнимают, некоторые из дозорщиков смеются, другие плачут, очевидно, тронутые видом человека, никогда не бывшего на открытом воздухе и пытающегося понять, каково это.

Некоторые машинные переводчики указывают, что они похожи на зимних ягнят, которые впервые выбрались из закута и увидели весну.

У многих путаются ноги. «Ладно, заводите их внутрь, – говорит тот же переводчик и тот же голос. – Вы их так поубиваете».

Переводчик говорит с земным акцентом, на грубовато звучащем английском с резкими перепадами тонов. Как будто это китайский английский, заметил Бадим. Понимать его трудно.

Плача от смущения и беспомощности, чувствуя, как лицо заливается краской, Фрея вырывается из своего окружения и ковыляет в новых сапогах к открытой стене, выходит на палубу, сильно щуря глаза. Ощущая слабость в теле, она подходит к стене, достающей ей до груди. Поверху тянутся перила – за них можно ухватиться как за спасательную соломинку.

Встав так на ветру, она открывает глаза и оглядывается вокруг. Ее желудок словно превратился в черную дыру и пытается втянуть ее в себя. Солнце, накаляясь, проглядывает сквозь низкие облака.

Небо барашками, говорит машинный переводчик. Красиво. Ткацкий уток. Завтра может пойти дождь.

«О боже», – повторяет кто-то снова и снова, а затем она чувствует, что и ее губы это говорят. Она заставляет себя замолчать, вставив в рот кулак. Повисает в воздухе, ухватившись за перила одной рукой. Она видит необычайно далеко вперед. Закрывает глаза, крепко вцепляется в перила обеими руками. Держит глаза закрытыми, чтобы не стошнило. Ей нужно вернуться обратно в каюту, но она боится ходить. Она упадет и станет в отчаянии ползти, и все это увидят. Она застряла на том месте и просто прижимается лбом к перилам. Пытается успокоить желудок.

Она чувствует, как рука Бадима ложится ей на плечо.

– Все хорошо.

– Не совсем. – И чуть позже: – Хотела бы я, чтобы Деви это видела. Ей бы это больше понравилось, чем мне.

– Да. – Бадим садится на палубу рядом с ней, прижавшись спиной к подпорной стене. Его лицо наклонено к небу. – Да, ей бы это понравилось.

– Оно такое большое!

– Знаю.

– Я боюсь, что меня сейчас стошнит.

– Хочешь, переместимся от этого края?

– Не думаю, что уже могу двигаться. То, что отсюда видно… – она махнула рукой на бухту, океан, холмы, город небоскребов, косые отблески солнца, – только одно это уже больше, чем весь наш корабль!

– Верно.

– Мне просто не верится!

– А ты поверь.

– Но мы были всего лишь игрушкой!

– Да. Но он и должен был быть маленьким. Они думали, это нужно, чтобы его можно было запустить с хорошей межзвездной скоростью. Тут дело в расходящихся приоритетах. Вот они и делали что смогли.

– Не могу поверить, что они думали, это сработает.