Ким Робинсон - Аврора [litres]

– Люди живут идеями, – снова повторяет Бадим. – Их не изменишь. Мы все живем идеями. Нужно просто оставить людям их идеи.

– Но они убивают этими идеями других людей.

– Знаю. Знаю. Так было всегда. Но, видишь ли, люди садятся на эти корабли добровольно. Туда стремятся целые очереди.

– Дети добровольно не идут!

– Нет. Но все равно останавливать их – не наше дело.

– Разве? Ты уверен?

Теперь он смотрит на нее неуверенно. Он горько соглашается: возможно, они действительно обязаны свидетельствовать против. Ведь они – выжившие после одной из этих безумных идей.

Она качает головой, ловит его взгляд, как часто делала раньше.

– Были ли идиотами те, кто верил в евгенику? Мне кажется, мы должны попытаться их остановить!

Бадим долго смотрит на нее. Теперь он выглядит по-настоящему старым. Она не помнит, как он выглядел, когда она была ребенком.

Он похлопывает ее по плечу, и она пару раз решает нарушить молчание, но останавливает себя.

– Что ж, – произносит он наконец, – твоя мать тобой бы гордилась.

После этого он молчит еще некоторое время, но потом продолжает:

– Ты… ты мне ее напоминаешь. Это почти приятно видеть. Но нет. Потому что я не хочу, чтобы ты тоже умерла, пытаясь сотворить невозможное. Потому что, видишь ли… ты не сможешь запретить людям воплощать свои замыслы, следовать своим мечтам. Даже если эти мечты безумны – все равно не получится. Если люди так хотят, они это сделают. А потом уже их детям придется страдать. Мы можем обратить на это их внимание, и мы его обратим. Но останавливать их мы должны все вместе. Нужно представить их идею как неудачную, такую, за которую никто не ухватится, потому что перестанет верить в успех. Это может занять некоторое время. А пока послушай меня: дай этому миру пинок, сломай себе ногу. Хотя ногу ты уже сломала.

Им нужно выбираться из города. Арам каким-то образом договаривается, чтобы их забрали обратно в Пекин, где китайцы явно не собираются выдавать Фрею и Бадима за подобное правонарушение. Некоторые называют это свободой слова и осуждают государства, которые преследуют ее судом. Пусть люди сами себя защищают от безоружного нападения! Почему это должно касаться кого-либо еще?

Бадим качает на это головой, но ничего не говорит.

Затем на экранах и в поступающих сообщениях начинают появляться свидетельства поддержки безрассудной выходки Фреи. И не в одном-двух сообщениях, а во многих. Их был даже целый поток. Есть, например, большая группа людей, называющих себя защитниками Земли, и эмиграция людей, зачастую богатых, с Земли на другие тела Солнечной системы и даже за ее пределы, как видно, вызывает у них огромное негодование. И только сейчас эта группа обратила внимание на экипаж неудавшихся звездных путников.

– Так что, я теперь популярна? – спрашивает Фрея. – Меня ненавидят, потом я с кем-то дерусь, и вдруг я начинаю им нравиться?

– Но не тем, кто до этого ненавидел, – замечает Бадим, хмурясь. – Наверное. Не знаю. Но в целом да. Такова уж эта Земля. Это я и пытаюсь тебе объяснить. Здесь все так устроено.

– Мне не нравится это место.

Бадим качает головой.

– Тебе не нравятся эти люди. А это совсем другое. Да и не все они тебе не нравятся.

Арам, слушая их, спрашивает у Фреи:

– А ты не думаешь, что если твой разум заперт, то ты везде будешь чувствовать себя как в тюрьме?

– Ну и черт с ним, полетели тогда на Марс, – ворчит Фрея, вспоминая поразившее ее однажды стихотворение.

– Определенно нет, – отвечает Бадим, размахивая пальцем. – Там люди живут взаперти, как мы жили на корабле. Он вообще не слишком отличается от Авроры. Там много проблем – скорее химических, чем биологических. Они, конечно, могут изменить почву, но это будет нескоро. Несколько веков как минимум! Нет. Нам нужно обвыкаться здесь.

Во время их короткого отсутствия погибло еще шестеро их товарищей. Один из них, юный Рауль, был убит в стычке с каким-то человеком, которому не нравилось, что они вернулись на Землю. После поминок этих шестерых Арам рассказывает Бадиму историю о Шеклтоне, который вернул свою экспедицию из злоключений в Антарктике лишь затем, чтобы некоторых из ее участников тут же загнали в траншеи Первой мировой, где они вскоре погибли.

Фрея уже и так чувствует, что ей хочется ударить еще кого-то, а эта печальная история и вовсе ввергает ее в гнев.

– Что нам дальше делать? – кричит она им. – Я так не могу! Просто сидеть здесь и ждать, пока нас выкашивает одного за другим… Нет! Нет! Нет! Нет! Нам нужно что-то делать. Не знаю что, но что-то нужно. Что-то, что изменит это место… что-то! Так что нам делать?

Бадим неловко кивает. На его старом лице – такой же старый взгляд, и Фрея узнает его из своего детства: сдвинутые брови, сжатые губы – те самые, что появлялись, когда он пытался придумать, как ему быть с Деви. Этот взгляд всегда объединял в себе сразу несколько чувств: удовольствие, любовь, беспокойство, раздражение, гордость за то, что ему приходится решать подобную проблему. Его жена – воительница, еще и впавшая в ярость. Сейчас, возможно, он сталкивается с чем-то очень похожим, а может, и нет. Но как бы ни было, Фрея слишком рассержена, чтобы этот факт ее как-либо приободрил. Теперь он смотрит так на нее, а она не считает, что когда рядом присутствует безумный идеалист, которого ты любишь и которому должен помогать, в этом нет ничего приятного. Но не тогда, когда этот идеалист – ты. Хотя это можно сказать обо всех, о многих из числа звездных путников, в этом нет ничего особенного. Нет, к черту: им нужно приспособиться к жизни, найти себе занятие – иначе они навсегда останутся чудаками из космоса, погибающими от «земного шока». Это название придумали люди со станций из района Юпитера и Сатурна, которые возвращались на Землю в свои отпуска и подцепляли бактерий и всякого прочего, заболевали этим «земным шоком» и иногда даже умирали от этого. Сейчас кое-кто из сатурнианцев даже предлагал звездным путникам помочь приспособиться к их новым условиям. Как предлагали и защитники Земли. Вот так союз, замечает Арам. Нет, они точно чудаки! И только другие чудаки могут хотеть им помочь!

Арам начинает разузнавать об этих отпусках, которые берут себе люди с других планет. Все, кто живет где-нибудь еще в Солнечной системе, возвращаются на Землю на короткие периоды раз в несколько лет, словно это необходимо, чтобы достичь нормальной продолжительности жизни, которой и так почти все достигают. Ассоциация между возвращением на Землю и увеличением продолжительности жизни в космосе была необъяснимым статистическим феноменом, который никто не может испытать на себе, как не может и прожить две жизни параллельно, – поэтому и не факт, что непрерывная жизнь в космосе приводит к более скорой смерти. Просто в среднем те, кто не возвращается на Землю каждые пять-десять лет на период от нескольких месяцев до пары лет, умирают более молодыми, чем те, кто возвращается. Эти цифры оспариваются, но большинство исследований, которые, по мнению Арама, на самом деле весьма сильно подогнаны, сводятся к тому, что продолжительность жизни тех, кто устраивает себе отпуска, увеличивается примерно на двадцать-тридцать лет. Даже сейчас, когда некоторые живут до двух столетий, это довольно существенная разница. Она настолько велика, что большинство людей принимают то, что следует из статистики, и возвращаются на Землю по некому личному расписанию. Лучше не рисковать и довериться цифрам.