Ким Робинсон - Аврора [litres]

– Нет, это не то, что привело, – отвечала Фрея. – Если бы решения ассамблеи послушались, ничего плохого бы не случилось. Причиной всего стали люди, которые нарушили закон.

Может, и так, признавал Делвин. Но как бы то ни было, сейчас, когда у них царило согласие, от них требовалось только держаться вместе до тех пор, пока они не вернутся в Солнечную систему, где попадут в более крупный и разнообразный мир. С учетом этого и с учетом правды жизни о том, что власть всегда портит людей, почему бы им не распустить весь аппарат власти? Почему бы не позволить людям самоорганизоваться и просто делать то, что им нужно?

Но сейчас было не время для экспериментов с анархией, резко возражал Бадим своему другу. У них не было права на ошибки. У них были проблемы с земледелием, которые ширились быстрее, чем всходили их растения. Нужно было разобраться с ними, а это могло быть не так-то легко. Им нужно было сказать себе, что делать, и установить четкие порядки, иначе не выжить.

– Проблемы не только с земледелием, – продолжила Фрея. – А с населением тоже. С такой скоростью мы очень быстро вернемся к максимуму. Тогда нам точно придется остановиться, а учитывая проблемы с урожаем, скорее всего, лучше вообще держаться ниже этого теоретического предела. Сейчас это сложно сказать, потому что нам нужны и работники. Это скорее вопрос к программам логистики. Но в любом случае нам необходимо по-прежнему регулировать численность.

– А если есть главный закон, – добавил Бадим, – то нужна и система, чтобы обеспечить его соблюдение. И когда он касается чего-то основного, как деторождение, то он должен касаться всех. В группе такого размера, как наша, это может быть и прямая демократия. Почему бы и нет? На Земле бывают представительские ассамблеи, где людей даже больше, чем все наше население. Но я думаю, нам стоит согласиться с тем, что у нас должны быть некоторые обязательства. Нам нужен правовой режим. Пожалуйста, давайте не станем это испытывать.

– Но ты же помнишь, к чему это нас привело, – возразил Делвин. – Как только наступают серьезные разногласия, все идет прахом.

– И что, это довод против управления? Как по мне, совсем наоборот. Тогда произошло нарушение закона, попытка переворота, а с помощью того же закона мы вернули ситуацию к норме.

– Может, и так, но я хочу сказать, что если мы думаем, будто у нас есть некая структура, которая будет что-то решать за нас и защищать нас, если возникнут проблемы, то мы просто обманываем себя. Потому что когда наступает кризис, система не может делать все за нас, и тогда мы оказываемся в хаосе.

Нам казалось, что корабль сам был системой, позволившей преодолеть кризис, и был готов справиться с ним и в будущем, но сейчас упоминать об этом точно не стоило, чтобы не раззадоривать Делвина. К тому же мы только обеспечиваем верховенство закона, не более того.

Бадим явно хотел успокоить старого друга.

– Ладно, аргумент принят. Может быть, мы слишком многое забыли или слишком многое приняли как должное.

– Надеюсь, мы больше не столкнемся с таким трудным выбором, как тогда, – заявила Фрея. – Мы возвращаемся на Землю, и свободы действий у нас очень мало – главное смотреть, чтобы все оставалось как есть. Передать корабль детям в хорошем состоянии, научить их всему, что они должны знать. Это то, что сделали для нас наши родители. И теперь нам предстоит то же самое, а потом еще нескольким поколениям после нас, пока последнее поколение не окажется на планете, для которой мы приспособлены.

Они заново собрали генеральную ассамблею, в которой на этот раз участвовали все находившиеся на борту. И все проголосовали по вопросам, которые исполнительный совет посчитал важными. Голосование было обязательным. В состав нового исполнительного совета вошло пятьдесят взрослых, избранных жребием на срок в пять лет. Отказавшихся от членства оказалось очень мало, но у всех были уважительные причины.

Поддержка состояния корабля была предоставлена нам, при этом нужно было докладывать исполнительному совету и давать рекомендации людскому персоналу. Мы согласились возложить на себя эти функции.

– С удовольствием, – ответили мы.

В самом деле? Это что, настоящее чувство или просто заверение в готовности? Умели ли люди это различать, когда говорили подобные вещи?

Вероятно, чувство – это сложный результат алгоритма. Или состояние суперпозиции перед сворачиванием волновой функции. Или сопоставление данных из различных сенсоров. Или какой-то общий соматический ответ, представляющий собой сумму прежних данных. Кто знает? Пожалуй, никто.

Детям нового первого поколения пошел третий год, и примерно в это время большинство из них научилось ходить. Спустя еще несколько месяцев мы заметили, что у них эта способность развилась намного позже, чем у детей более ранних поколений. Мы не стали ни с кем делиться этим фактом. Однако вскоре он стал статистически значимым, более заметным, и его начали обсуждать.

– Почему это происходит? Должна ведь быть причина, и если бы мы ее знали, то что-то бы с этим сделали. Нельзя же с этим просто так мириться!

– Им уделяется такое внимание, даже больше, чем раньше…

– С чего ты это взял? Когда это такое было, чтобы родители почти не виделись со своими детьми? По-моему, никогда.

– Да ладно тебе! Теперь, чтобы завести ребенка, нужно получить разрешение, поэтому детей мало и они оказываются в центре всей жизни, все уделяют им внимание.

– Подобных сведений о развитии никогда как следует не велось.

– Неправда, вообще неправда.

– Ну, так где они? Что-то я не нахожу. Только какие-то обрывочные записи. И как вообще можно сказать, когда именно ребенок начал ходить? Это же долгий процесс.

– Что-то изменилось. Нечего притворяться, будто нет.

– Может, это просто возврат к среднему.

– Не говори так! – это воскликнула Фрея, резким голосом. – Не говори так! – повторила она в наступившей тишине. – Мы понятия не имеем, какая была норма. К тому же само представление о норме вызывает сомнения.

– Ну ладно. Но что бы ты ни говорила, ты и сама видишь, как они шатаются, когда пытаются ходить. Нам нужно выяснить, в чем дело, вот что я хочу сказать. А не прятать голову в песок. Если, конечно, мы хотим долететь до дома.

У них были серии тестов, которые давали детям, чтобы оценить их когнитивное развитие. В 40-е годы на корабле стали применять систему Песталоцци – Пиаже, в которой под видом тестов использовались различные игры. Бо́льшую часть года Фрея проводила сидя на полу в детском саду и играя в игры с детьми возвращения, как их стали называть. Простые пазлы, игры в слова, придумывание названий разным предметам, задачи по арифметике и геометрии, решаемые с помощью кубиков. Казалось, эти тесты могли показать многое о мышлении детей, об их способности проводить аналогии, делать выводы по отрицающим доказательствам и прочее. Все они были частичными и косвенными, лингвистически и логически простыми. Тем не менее результат каждой сессии вызывал у Фреи все больше и больше беспокойства. У нее снизился аппетит, она все более противоречиво отвечала Бадиму и остальным, хуже спала по ночам.