Ким Робинсон - Аврора [litres]

Жители Солнечной системы явно еще удивлялись нашей скорости. Технологическое совершенство! Когда-нибудь должен был настать момент, когда это впечатление сгладится, но пока он не наступил. У людей, несомненно, сформировалось собственное представление о том, сколько времени должны занимать межпланетные перелеты, но мы чудовищно не соответствовали этому представлению. Мы были новумом, мы взрывали их воображение.

Но сейчас – Юпитер.

При первом подходе к Солнцу нам удалось сбросить немалую долю исходной скорости, и теперь мы летели не быстрее чем на 0,3 процента скорости света. Это было по-прежнему чрезвычайно много, и, как указывалось ранее, нам требовалось не менее успешно совершить следующие четыре прохода (Юпитер – Сатурн – Уран – Нептун), чтобы преодолеть опасность выхода из Солнечной системы на высокой скорости и без шансов на возвращение. Так что пока никак нельзя было сказать, что мы выбрались из леса (эта устаревшая метафора на самом деле не совсем удачна, поскольку мы, вообще-то, пытаемся в этом лесу остаться, но тем не менее).

Нелинейные и непредсказуемые колебания гравитационных полей Солнца, планет и лун Солнечной системы дополняли собой уравнения классической орбитальной механики и общей относительности, ощутимо затрудняя их решение, необходимое нам для построения траектории. Точки Лагранжа [48]для разных планет, используемые Межпланетной транспортной сетью Солнечной системы, чтобы переводить медленные грузовые корабли с одной траектории на другую без затрат топлива, нам помочь не могли – для нас это были не более чем легкие аномалии, через которые мы пролетали бы мимо, словно их и не существовало. Тем не менее они вносили значительные искажения, можно даже сказать, походили на хаотические гравитационные вихри, поэтому, хотя тянуло к ним весьма незначительно, а мы все равно редко их пролетали, их таки приходилось учитывать в алгоритмах и, соответственно, использовать или, напротив, уравновешивать.

Юпитер. Мы прошли рядом с расплавленным серным шаром Ио, желтым с черными пятнами, взяв курс на периапсис [49], находившийся в самых верхних слоях газовых облаков полосатого охристо-сиенового гиганта с разоренными ветром границами между экваториальными поясами и извилистыми фракталами Мандельброта – вихрями, выглядящими куда более вязкими, чем были на самом деле, и являвшимися рассеянными газами в верхней части атмосферы, пусть и резко очерченными в зависимости от своей плотности и состава, из-за чего, как близко к ним ни подобраться, вид их оставался неизменным. Мы приблизились к экватору, чуть выше небольшой впадины, – очевидно, это осталось от Большого Красного Пятна, исчезнувшего в 2802–2809 годах. Когда мы оказались в периапсисе, все мгновенно заволокло туманом, и мы снова включили тормозные двигатели. Тогда мы почувствовали, как нас потянуло назад, и ощутили неприятное воздействие верхнего слоя атмосферы Юпитера – стали быстро нагреваться снаружи и снова начали трещать и скрежетать. Когда мы обогнули планету, на нас действовали еще и ее приливные силы; все было весьма похоже на проход Солнца, разве что магнитное сопротивление работало куда слабее, но развернули мы его все равно не зря. Тряска и толчки при аэроторможении вызвали вибрацию, какую мы испытывали только один раз, и то давно – при коротком огибании Авроры. Но поверх всего этого ощущалась исходящая от Юпитера радиация – нашим оглушенным ушам она представлялась ревом великого бога, и все наши компьютеры и электрооборудование, кроме наиболее усиленных, были ошеломлены, словно после удара в голову. Ломались детали, отключались системы, но, к счастью, проход был запрограммирован заранее и исполнялся по плану, так как в противном случае, с учетом этого потрясающего электромагнитного рева и быстроты нашего движения, вносить какие-либо коррективы было невозможно. Было слишком громко, чтобы думать.

Кто бы смог поверить, что сблизиться с Юпитером окажется даже тяжелее, чем с Солнцем, и все же это было так, и все же нам это удалось. А поскольку Юпитер, при своем гигантском размере, имел лишь один процент массы Солнца, мы быстро вышли из отвратительного рева и направились к Сатурну. Когда же наши чувства прояснились и к нам вернулась способность слышать и воспринимать собственные расчеты, мы с радостью обнаружили, что движемся точно по той траектории, на какой надеялись находиться. Мы выяснили также, что эти несколько минут прохода на нас действовала нагрузка в 5 g.

Два есть, осталось три!

Да, только в этом проходе погибло еще пять гибернавтов. Дьюи, Ильстир, Моки, Фил и Церинг. Ничего не поделаешь, мы делали то, что необходимо, как сказал бы Бадим, но все равно досадно. Мы знали и любили этих людей. Надеемся только, у них не было в тот момент сновидений, которые бы резко оборвались каким-нибудь молотом, прилетевшим с неба, и сменились бы ужасной головной болью и чернотой, наступившей слишком скоро. Как жаль, как жаль.

Тем не менее было необходимо собраться и приготовиться к сближению с Сатурном. Несмотря на весьма эффективное и обнадеживающее замедление, которого мы уже достигли, следующий этап все еще должен был наступить скоро – всего шестьдесят пять дней на подготовку, а поскольку мы заходили на плоскость эклиптики, важно было обойти знаменитые кольца, которые, к счастью, лежали в экваториальной плоскости Сатурна, отклоненной от экваториальной плоскости Солнца на несколько градусов. Это означало, что от нас не требовалось ничего, кроме как проследить за тем, чтобы этот плотный проход великолепной жемчужины Солнечной системы удался, но мы в любом случае за этим бы проследили. Мы собирались только повернуть на несколько градусов, чтобы проскочить под внутренним кольцом Сатурна и выйти на свой путь.

И когда мы приблизились к окольцованной планете и малой цивилизации, состоящей из поселений на Титане и множестве других лун, – цивилизации, которая нас построила и отправила в дорогу почти четыре столетия назад, а потом заново активировала лазерные линзы, которые замедлили нас, чтобы теперь мы могли выполнять свои маневры, – нам было приятно ее приветствовать, пусть даже мимоходом. Также нам было приятно не только слышать приветствия сатурнианцев, но и узнавать новости о самой планете, которая, в отличие от Юпитера, имела довольно низкую внутреннюю радиацию. И действительно, проход получился спокойным и прохладным по сравнению с предыдущими двумя, а главной его особенностью стал быстрый вид на кольца, невероятно широкие и в то же время очень тонкие в сечении. Это было великое свойство «паутинной» гравитации – они были гораздо тоньше, чем лист бумаги, если взять его в пропорции. В таком соотношении лист бумаги имел бы толщину в считаные молекулы. Пролетая мимо этого чуда естественной циркулярности, мы видели его прямо перед собой, словно это был некий физический эксперимент или экспозиция. А учитывая его малую массу, нашу сниженную скорость, его прохладу и гладкость верхней атмосферы во время нашего аэроторможения, это пока был наш самый тихий проход, где нагрузка даже не превысила 1 g. После этого – небольшой поворот в сторону следующего пункта назначения, Урана. Теперь мы летели со скоростью всего 120 километров в секунду. По-прежнему быстро по местным меркам, но у нас было еще больше времени перед следующим подходом – около девяноста шести дней. И среди животных и людей никто не погиб.