Ким Робинсон - Аврора

– Смотрите, – продолжает она, – во всем этом есть политический аспект, который вам также следует понимать. Мы не те лихие космонавты. Более того, многие из нас таких ненавидят. Идея о том, что Земля это колыбель человечества, на самом деле одна из главных причин ее засорения. Сейчас многие на Земле считают, что мы занимается правильным делом. Это будет нашим вкладом ради будущих поколений. А сейчас мы увидели, что вы – часть того урона, что они причинили. Мы поняли это не сразу, но когда ты ударила того придурка, это стало очевидно. – Она смеется, видя выражение на лице Фреи. – Ничего-ничего, все нормально! Мы уже приняли к себе несколько человек, у которых возникли трудности оттого, что они сопротивлялись тем или иным гадостям. Так что прибавить к нашим командам еще пятьсот потерянных душ нам не будет слишком накладно. Вы вольетесь и скроетесь из виду, будете делать свою работу, вносить свой вклад. Нам пригодится ваша помощь, ну а вы тоже сможете двигаться дальше.

Фрея пытается все это осмыслить. Строительство пляжей? Восстановление ландшафта? Такое бывает? Понравится ли это им?

– Бадим, а мне это понравится? – спрашивает она.

Губы Бадима чуть растягиваются в легкой улыбке.

– Да, мне кажется, понравится.

Остальные не столь уверены. Когда женщина уходит, они начинают долгое обсуждение, и в какой-то его момент Фрею просят выйти с исследовательской группой и взглянуть на один из этих проектов, чтобы составить свое мнение.

Разумеется, это подозревает выход наружу.

Фрея проглатывает комок, вставший в горле.

– Да, – отвечает она. – Конечно.

И они снова улетают. На этот раз их китайские хозяева, похоже, рады их отбытию. И снова комнаты и туннели, самолеты и трамваи, поезда и машины. Путешествия по Земле не слишком отличаются от путешествий по спицам, хотя здесь g всегда постоянна. Они едут без особой огласки. Их переводят из одного помещения в другое. На Земле можно где-нибудь войти в одно помещение, побродить между ними движущимся либо стоящим на месте, а потом выйти наружу (если выйдете!) совершенно на другой стороне планеты. Это так странно. Глядя в окно вниз, на океан, простирающийся под слоем облаков, Фрея решает побороть свой страх и заставить тело подчиниться своей воле. Она уже устала бояться. Ведь бывает же, что устаешь от себя и начинаешь меняться.

Западное побережье чего-то. Ей говорят, как это место называется, но она тут же забывает. Раньше она такого не слышала. Умеренная широта, средиземноморский климат. Утесы из желтого песчаника выступают прямо из окаймленного белой пеной моря. Раньше, как им рассказывают, у их подножий находились пляжи, настолько широкие, что там, когда еще только изобрели машины, устраивались гонки на влажном песке. По этим пляжам, сообщают гиды, любили гулять по утрам, и там всегда был ровный песок, лежавший толстыми слоями. Суть рассказов сводится к тому, что на мелководье и сейчас остается много этого песка. Часть его смыло в огромный подводный каньон, тянущийся от самого берега до края континентального шельфа, но даже теперь дно долины напоминает нечто вроде подводной реки из песка, струящегося вниз по абиссальной равнине, – реки из песка, который можно отсосать по трубкам на баржи, отвезти на сушу, к устьям мелких рек, прерывающих длинные изогнутые линии утесов, и оставить там. Старый песок – на новые пляжи, в самих устьях. Также сюда привозят крупные гранитные валуны; одни бросают их в воду, образуя рифы, другие – у подножий утесов, формируя новые берега, третьи перемалывают в новый песок, гравий, гальку и все, чем изобиловали берега в былые времена. Но чтобы пляж не смыло и чтобы он приобрел надлежащий вид, требовалось внедрить еще целый ряд различных минералов. А также установить в воде определенные рифы. Требовалось перенести миллионы тонн песка и пород. Гиды, загорелые, с ломкими от солнца и соли волосами, с горящими глазами, старательно пичкают их информацией о восстановлении пляжей.

Звездные путники устали от своего путешествия – страдали от синдрома смены часового пояса, как их научили это называть, нарушив синхронизацию с вращением планеты, суточный и циркадный ритмы, – и испытывали странное, новое для себя недомогание. Они проезжают на машине по дороге, расположенной вдоль вершины утеса и берегов устья, многократно останавливаясь и выходя осмотреться (Фрея не выходит), а потом отправляются в гостиницу на краю утеса. Гостиница выглядит небольшим скромным конференц-центром с бунгало вокруг главного строения. Фрея выходит из машины, когда та заезжает в гараж, поднимается в вестибюль, затем быстро перебегает в свое бунгало, по соседству с Бадимом и Арамом. Устроившись там, она выглядывает в открытую дверь и видит двоих стариков, растянувшихся на шезлонгах в тени навесов у своих бунгало, направив взоры в даль океана. Такие навесы, сказали им, называются «рамада».

Бадим замечает ее и зовет:

– Фрея, дорогая, выходи к нам! Решайся!

– Решусь, чуть позже, – отвечает она раздраженно. – Я вещи распаковываю.

С утеса открывается вид на океан, простирающийся в самую даль. Плоская голубая гладь необъятной площади, изборожденная полосками белого света. Бадим и Арам снова заговаривают об оптическом феномене. Похожие сейчас на страстных любителей подобных зрелищ, они надеются увидеть вскоре зеленую вспышку заката. То ли из-за гравитации, то ли из-за атмосферы – об этом они как раз спорят, – свет солнца преломляется таким образом, что перед тем, как опуститься за горизонт и исчезнуть, Земля физически находится между наблюдателем и солнцем, но свет из-за атмосферы или гравитации огибает земной шар, и поскольку голубого света больше, чем красного, эта его кривая раскалывает свет, словно пропуская его через призму, и это означает, что последняя видимая точка света становится не голубой, как остальное небо, а зеленой или, как говорят, чистой и яркой изумрудно-зеленой.

– Мы должны это увидеть! – возвещает Арам.

Бадим соглашается.

– Даже странно, что мы, такие старые, видим это в первый раз. – Он поворачивается и зовет Фрею: – Дочь, выходи, сейчас будет зеленая вспышка!

– Ты не такой уж старый, – отвечает она. – Ты всего лишь где-то на сотом месте по возрасту на корабле.

– Ну, это все равно старый, хотя на самом деле я, наверное, примерно пятнадцатый. Но давай лучше смотреть на закат. Мне сказали, что когда солнце зайдет на три четверти, на него можно смотреть без вреда для глаз. Недолго, правда, но достаточно, чтобы увидеть зеленую вспышку, когда она появится.

Фрея становится перед самым порогом своей выходящей на океан двери и, сжимая кулаки, выглядывает наружу. Устье едва видно из-за края обрыва слева. Там, где когда-то был пляж между двумя утесами, сейчас – белая линия изломанного прибоя. Там и строится пляж – с обеих сторон, поверх затонувшего.