Дмитрий Астаев - Гонка к Источнику [СИ]

— Сто-о-ой! — властно прикрикнул грузный усач, когда Шорл подъехал к ним метров на пятьдесят. Он, и ещё один солдат, встали с длинной скамейки, и захватив с собой алебарды, преградили капитану дорогу. — Документики.

Документики у Шорла были. Их ему «выписал» ещё Глор — в его кайтарском убежище оказался целый склад цветастых бланков, и полный набор соответствующих печатей и штампов. Каллиграфическим подчерком вписав в одну из бумажек необходимые данные, он с кривой улыбкой протянул документ Лийеру: «Поздравляю вас, Плаш Тартрэ, вы теперь полноправный гражданин Тарлании!» В чём заключались права гражданина, капитан допытываться не стал, дабы лишний раз не разочаровываться. Насколько он понял из объяснений того же Далранса, вся эта бумажная хренотень была не более чем красивой пустышкой — учётность была никакая, и толку он неё не было никакого… Зато могущественный бюрократический аппарат, заполучив себе новую игрушку, пребывал в невыразимом восторге.

Послушно остановившись перед вояками, капитан безбоязненно протянул им свой липовый «паспорт» — сложенный пополам клочок бумаги, вставленный в предохранительный чехол из мягкой коричневой кожи. Проверить его подлинность на месте было невозможно, а посылать запрос в столичный архив, и две недели дожидаться ответа, было, мягко говоря, непрактично… В документ проверяющий заглянул с полнейшим равнодушием, словно будучи загодя уверен, что перед ним фальшивка, зато на Лийера он глянул внимательно, пронзительно. «Если начнут обыскивать…» — отрешённо подумал Лийер — «Живым не уйду.» Хотя… из всего набора НЗ у него остались только медикаменты, и армейский нож. Крошечные тюбики капитан умело рассовал по складкам одежды, а нож, ежели чего, собирался выдать за декоративную поделку — отсюда и такой «необыкновенный» вид… С вещичками бандитов было труднее — выдать их за безобидные безделушки не получится, а рассказать об истинном предназначении — равносильно самоубийству… Всё остальное — еда, одежда, и меч, были заурядными до неприличия, и подозрений бы вызвали не больше, чем облака на небе… Но риск безусловно был.

— А что в такую рань заявился? — недоверчиво спросил страж — Из Улс-Арталя, надо полагать? Всю ночь, получается, скакал…

— Силы есть… И у меня, и у скакуна. — Шорл погладил конскую шею — Так почему бы и ночью не поскакать? Спешу, понимаешь…

— Спешишь… Куда же?

— Поднимать родную экономику. — усмехнулся капитан — Новые торговые связи прокладывать… Больше сказать не могу, извиняй.

— Экономика, это хорошо… — протянул проверяющий, и опять всмотрелся в шорловский паспорт — Послушай-ка, а что это у тебя документики такие чистенькие, как будто вчера выписаны? Начинаю невольно задумываться, почему ты «больше сказать не можешь»… Коммерческую тайну тут принято уважать, но… что если дело не только в ней? — начальник смены подошёл вплотную ко всаднику, и рассеянно глянул на небо.

Каперанг шумно вздохнул. Для зрителей — с грустью, но на самом деле — с огромным облегчением. Если с него требуют взятку, значит задерживать не намерены…

— Ах, совсем забыл! — Шорл хлопнул себя ладонью по лбу. Затем расстегнул кошелёк, и вытащив три золотые «короны», — так назывались тарланские монеты — протянул их стражу. — Здесь недалеко валялись… Прямо посреди дороги, представляешь? Хотелось бы хозяину вернуть, но разве ж его теперь сыщешь? Вы тут у ворот стоите, порасспрашивайте людей… Глядишь и найдётся законный владелец…

— Приятно иметь дело с таким честным человеком… — восхищённо улыбнулся усач, и забрав у капитана деньги, вернул ему удостоверение личности — Другой бы себе присвоил, а ты… Сразу видно порядочного господина. Проезжай!

Проехав сквозь ворота, каперанг углубился в город. Времени было завались, и ничто не мешало заскочить на улицу Первого Снега — Ларош ведь не запрещал… Шорл был полон надежд.

…Архитектурный ансамбль, представший пред взором Лийера, поражал воображение. Площадь имела форму порохового пистолетного патрона — прямоугольник, заканчивающийся с одной из сторон полукругом. Диаметр последнего был три километра, а длина всей площади — восемь. Она была выложена миллионами разноцветных кирпичиков, образовывающих витиеватые узоры. С трёх сторон к закруглённой части выходили широкие пешеходные проспекты, а оставшийся периметр занимали длинные корпуса правительственных зданий. Архитектура последних тоже приятно ласкала глаз — длинные, как китайская стена, закругляющиеся, вторя периметру площади, здания высились на сотни метров вверх, сверкая гладкими зеркальными стенами. Зеркала, впрочем, были затемнённые, и почти не слепили. Кое где виднелись вкрапления затейливых золотых узоров, тянувшихся от фундамента до самой крыши вертикальными полосками. В большинстве случаев, золотые узоры соседствовали с полосками зарослей какого-то ползучего растения, тянувшимися также во всю высоту зданий. И всё это, как ни странно, не резало глаз, а напротив — очень удачно гармонировало, так что оставалось лишь отвесить земной поклон безусловно гениальному дизайнеру, так удачно скомпоновавшему несовместимое.

Прямоугольная же часть площади была обставлена традиционными каменными дворцами, самый большой и нарядный из которых, — Большой Императорский — размещался в противоположенном от полукруга конце. Ну а в центре закруглённой части, высилась к небесам километровая стела из бардового камня с белыми прожилками, на вершине которой, уже расправив крылья, и готовый сорваться в любую секунду, пританцовывал золотистый сорокаметровый феникс, охваченный яростным жёлто-красным пламенем, чьи длинные языки ласкали бессмертную скульптуру уже пятьсот восемьдесят лет подряд, не прекращая своего занятия ни на секунду. Загнутый клюв был хищно раскрыт, а пустые, лишённые зрачков глаза, зорко следили за копошащимися внизу людьми, словно птица высматривала среди них свою будущую жертву. Суровый взгляд застывшего пернатого исполина норовил поймать на себе каждый без исключения прохожий — такова была жутковатая магия этого величественного монумента… Монумента той самой Победе, и именно с большой буквы, в честь которой была названа сея площадь — площадь Победы. А у подножия памятника, в специальной застеклённой нише, лежал для обозрения всех желающих подлинник эпохального, вселяющего трепет даже шесть веков после подписания, документа — «Пакта о капитуляции Большого Найталлского Союза и образования Великой Таллской Империи», вместе с двадцати тремя подписями самых могущественных людей того грозного времени. Той эпохи, когда вчерашние супердержавы сыпались как карточные домики, когда великие лидеры сменяли друг дружку как картинки калейдоскопа, когда на месте тотальной разрухи и уничтожения взлетали и падали могучие империи…