Пол Макоули - Тихая Война

Пожилой гений генетики намеревался клонировать тысячи различных псевдоугрей и выпустить их в глубинные воды океана.

— Мы прикрепим к ним датчики, которые будут передавать данные скоплениям микроскопических станций. В качестве источников питания выступят модифицированные мышечные клетки — с их помощью датчики будут работать на протяжении месяцев, пока мы исследуем океанские впадины и жерла вулканов.

— Проект выглядит довольно заманчиво, — отметила Шри. — Но разве не лучше послать роботов? Не боитесь нарушить экосистему Европы?

Обитающие в кратерах вулканов Европы микробы — единственный пример экзожизни внутри Солнечной системы — во многом походили на микроорганизмы Земли. Их ДНК и РНК состояли из аминокислот, группирующихся в триплеты, идентичные тем, что кодируют гены земных организмов. Стадии точечных мутаций в тРНК доказывали, что эволюционная дивергенция между земными организмами и теми, что водились на Европе, началась три с половиной миллиарда лет назад, то есть позднее, чем зародилась жизнь на Земле. Вполне вероятно, что жизнь на Европу занес кусок земной породы, отколовшийся от планеты после столкновения с крупным метеоритом. Этот фрагмент Земли затем оказался на орбите Солнца и удалялся по спирали, пока его не захватила гравитация Юпитера, после чего он столкнулся с Европой. Находясь глубоко в камне, споры бактерий пережили длительное путешествие и попали во внутренний океан спутника, когда подъем глубинных вод затопил место столкновения. На Земле некоторые виды бактерий соединялись и эволюционировали в многоклеточные растения, грибы, животных: важный шаг в развитии оказался возможен только за счет эффективных метаболических путей, которые использовали свободный кислород в атмосфере Земли для производства энергии путем фотосинтеза. В бескислородных океанах Европы эволюция остановилась на уровне колоний микробов, формирующих пласты, ажурные корзины и сосуды, а еще широкие ряды длинных волокон вокруг разливающихся из кратеров горячих черных озерец, богатых минералами и сероводородом.

Тимон пояснил, что его угри не могут навредить разреженной хрупкой экосистеме океана, поскольку бактерии–симбионты в их жабрах генетически выведены из местных бактерий.

— Да и потом уже поздно беспокоиться о нарушении системы, — беспечно бросил он. — Могу показать почему, если хотите.

Он провел Шри и Альдера по техническому этажу в крохотную комнатку с круглым окном из мономолекулярного алмаза. Сперва показалось, что за иллюминатором царит непроглядная темень, но стоило Шри, стоявшей плечом к плечу с Альдером, вглядеться в толщу черной ледяной воды, как она сумела различить где–то на границе видимости скопления нечетких вытянутых силуэтов…

Резкий толчок — тени бросились врассыпную и замерли. Обернувшись, Шри увидела, как на потолке зажглись группки крохотных огоньков и за Тимоном Симоновым закрылся люк. Он сидел, скрестив ноги, и водил пальцами по экрану планшета, лежащего у него на коленях. Шри сообразила, что комната была небольшой субмариной и сейчас этот отсек, оснащенный собственным мотором, отделился от основной станции, к которой крепился.

— Мы с вами отправимся на фермы, — сказал Тимон. — Их непременно стоит увидеть, раз уж вы забрались в такую даль. Да и потом это не займет много времени.

Включились навигационные огни, осветив ледяной потолок, что проплывал в сотне метров над ними — его волнообразные гладкие контуры с длинными бороздами возникли под действием восходящих теплых потоков. Местами встречались пласты льда, поросшие «папоротником». Потолок тянулся до бесконечности — лед укрывал океан Европы толстым одеялом, под которым скрывался массив ледяной, не содержащей кислорода, черной, соленой, кислотной воды, в которой рыба задохнулась бы так же быстро, как и человек. Шри подавила приступ клаустрофобии: она убеждала себя, что компактная субмарина с огоньками, мерцающими между полосок обивки, постукивающими лопастями, жужжащими моторчиками и гудящими гироскопами — надежное средство передвижения.

Альдер, судя по всему, почувствовал охватившую Шри тревогу и сжал ее руку.

— Думаю, те огни как раз и есть ферма, — предположил он.

Позади них заговорил Тимон:

— А у вас зоркий глаз. Это именно она.

Полоски небольших огней разбегались по мере приближения субмарины, превращаясь в длинные ряды ламп, подвешенных на кабелях, что крепились к ледяной массе. Под каждой лампой располагалась рама с крестообразной поперечиной около тридцати метров в длину. Ленты закрепленных на раме растений колыхались в медленном течении.

— Водоросли, — прокомментировал Альдер.

— Вы нарушили карантинный барьер, — заявила Шри.

Ее охватило дурное предчувствие. Почему она ничего об этом не знала? Как им удалось держать такую информацию в секрете? Что еще жители Европы прячут под водой? Что вообще дальние могли скрывать в расселинах и туннелях, расположенных на мириадах больших и маленьких спутников, на орбитах газовых гигантов, на отдельных астероидах?

— С тех пор как первый акванавт спустился в шахту, ни о каком карантине не может быть и речи, — возразил Тимон. — Но все оказалось не так страшно, как мы сами предполагали сперва, ведь местные организмы более или менее сходны с земными. Кроме того, водоросли растут только при наличии света. А за исключением нерегулярных вспышек в отдельных районах да выбросов лавы на стыке плит, это единственное место во всем океане, где есть свет.

Субмарина погружалась, проплывая под рамами. Их здесь были сотни, тысячи, и простирались они, насколько хватало глаз. Водоросли свисали с кабелей, которыми крепились рамы, — в свете огней субмарины их тонкие ленты отблескивали красным, фиолетовым, бурым, подобно засохшей крови. Взрослые растения достигали в длину ста метров. Подхватываемые течением, свисающие с рам водоросли извивались, напоминая прячущегося в норке сопящего зверя. Вокруг них образовывалась дымка, содержащая молекулярную серу — побочный продукт связывания углерода.

Хотя восходящие потоки воды содержали большое количество питательных веществ, местные организмы, располагаясь в верхней части водного столба, получали мало энергии. Из–за химического состава воды сероводород, рождающийся в гидротермальных рифтах и участвующий в реакциях окисления, которые происходили в колониях бактерий, быстро распадался на непригодные сульфаты. Рифты оказывались редкими, но плодородными оазисами жизни — на остальных лишенных света просторах океана Европы выживали лишь экономичные хемолитотрофы. получавшие кислород за счет расщепления молекул оксидов металлов, которые встречались нечасто. Однако, подобно зеленым растениям на Земле, использующим энергию света для реакций, в ходе которых ионы водорода и электроны переносятся от воды к углекислому газу, в результате чего получается простая молекула глюкозы и кислород как побочный продукт, водоросли Тимона использовали энергию света для переработки сложных неорганических веществ, содержащих серу и железо. Забирая оксид углерода и питательные вещества из воды, они росли невероятно быстрыми темпами, за день удлиняясь на два–три метра. Электроэнергию для ламп легко можно было добыть, используя силу течений или перепады температур.