Пол Макоули - Тихая Война

Мэси сняла шлем и попросила Ньюта присесть — она собиралась кое–что ему рассказать.

— Ты выходишь из игры? — спросил он, поставив шлем на сани.

— Я по–прежнему хочу полететь. Но тебе стоит знать: твоя мать в курсе.

— Она знает о твоих планах?

— Возможно. Я не уверена. Мы это не обсуждали. Однако твоя мама дала мне понять: ей известно, что ты мне помогаешь.

Когда Мэси закончила пересказывать Ньюту суть беседы с Эбби Джонс, он выдал:

— Это был Юлдез, верно?

— Ты о том, кто рассказал Марисе Басси? Думаю, да.

— Прошлой ночью он попросил меня его подвезти. Заявился, когда я уже готов был вылетать, и сказал, мол, я могу высадить его в Париже по дороге за грузом. Но я ответил, что мне придется делать крюк и лучше ему сесть на поезд. Полагаю, он так и сделал.

— А следующим утром Мариса Басси позвонил твоей матери. Все сходится.

— Позволь мне с ним разобраться.

— Твоя мать обещала сама о нем позаботиться. Да и потом, не скажешь, что Юлдез выдал секрет — о том, как я проголосовала, знали все члены клана.

— Парень хотел доставить тебе неприятности.

— Мариса Басси в любом случае ополчился бы на меня, поняв, что я не собираюсь сотрудничать.

— Уж лучше бы твой план сработал. Ты не хочешь поделиться, в чем именно он заключается?

— Ты скоро всё сам увидишь. Когда мы доберемся до Энцелада.

Эуклидес Пейшоту позвонил Шри за несколько часов до того, как она должна была предстать перед Сенатской комиссией по разведке. Вместе с Альдером, группой ассистентов, юристов и консультантов Шри завтракала и репетировала свои свидетельские показания. Женщина вышла на террасу, и Эуклидес сообщил ей, что встреча с предателем подполковником Мануэлем Монтанем состоится сегодня в три часа пополудни.

— Сегодня?

— Не беспокойтесь, профессор–доктор. У вас предостаточно времени, — сказал Эуклидес.

Он поведал ей план: Шри предстояло отправиться на прогулку по центральному бульвару возле озера Параноа — предатель будет ждать ее в дальнем конце аллеи.

— И что потом?

— Всё как мы условились. У Монтаня нет причин подозревать вас. Мои люди будут наблюдать за вами и тут же вмешаются, если что–то пойдет не так. Хотя это маловероятно. Как бы то ни было, я уверен — вы сделаете всё возможное, чтобы никаких неприятностей не возникло, правда?

— Прекратите злорадствовать. Вы дискредитируете нас обоих.

— Вы не в том положении, чтобы учить меня манерам. Когда получите иглу данных, встретитесь с одним из моих помощников — он даст вам взамен иглу с фальсифицированной информацией, которую вы доставите дяде.

— Больше от меня ничего не требуется? — уточнила Шри, хотя знала, это далеко не всё: кое–какие планы имелись у нее самой.

— Ничего. Вы приняли правильное решение, профессор- доктор, и не пожалеете, что помогаете нам.

На заседании Сенатской комиссии по разведке Шри зачитала ответы на заранее предоставленные ей вопросы. После короткого перекрестного допроса председатель поблагодарил женщину и отпустил. Пришел черед Альдера давать показания под присягой. Шри, сидящая рядом, гордилась тем, как ее сын предстал перед четверкой сенаторов и их советниками — ни капли страха, лишь спокойный ровный тон при ответе на вопросы.

Когда все закончилось, телохранители доставили Альдера домой, а Ямиль Чо повез Шри на встречу с полковником Монтанем. Они двигались по забитой транспортом улице: туда и обратно сновали велосипеды с нагруженными доверху прицепами и без них, армейские и гражданские грузовики, большие и маленькие автобусы, куда набилось столько людей, что создавалось впечатление, будто полчища муравьев налетели на крохотный кусочек съестного. Они проехали мимо монолитных суперквадр, закрывающих большую часть неба, отчего засаженные деревьями проспекты оказывались в вечной тени. На широких террасах нижних этажей теснились квартиры и магазины, вверх поднимались ярусы сельскохозяйственных платформ, оснащенных рядами солнечных батарей, а на крышах располагались ветряные генераторы, чьи гигантские лопасти отражали солнечный свет, подобно посылающему сигнал гелиографу.

Шри терпеть не могла Бразилиа с его бруталистской архитектурой, жарой, невероятно сухим воздухом и пылью, которую ветер приносил с плоскогорья, превращая небо в кроваво–красное полотно. Но больше всего она ненавидела толкотню на улицах, работяг в дешевых безвкусных одежках, с телами и лицами, не модифицированными генной инженерией, — сокрушительное количество людей, которых сюда привели необходимость и идеология. Земля принадлежала Гее, а людям доставались города — тенденция, зародившаяся с началом сельского хозяйства, достигла своего апогея. Сегодня практически каждый человек жил в городе. Мегаполисы больше не высасывали жизнь из окружающей сельской местности, не выкачивали водные, продовольственные и минеральные ресурсы в радиусе сотен и тысяч километров — отныне города обеспечивали себя всем: вода и отходы перерабатывались, еду выращивали в башнях–фермах, на крышах зданий и поднятых платформах. Словно чумные зоны, урбанистические островки теперь были изолированы от окружающей их возрожденной и восстановленной дикой природы.

Вонь с улицы просочилась в систему вентиляции лимузина. Пот, дешевый парфюм, аромат благовоний с алтарей и из храмов, дым готовящейся на огне пищи, резкий сладковатый запах газохола — все это превращалось в гремучую смесь, которая липла к коже Шри. Акустические системы, украшающие автомобили, громкоговорители над магазинами и ларьки вдоль тротуаров оглушали какофонией самой разнообразной музыки. Жизни людей разворачивались у всех на виду, словно то были не люди, а животные. Прямо на улице их стригли, им лечили зубы, накалывали татуировки, сканировали. Под сенью деревьев, выстроившихся по сторонам широкого проспекта, они ели, смотрели кукольные шоу, представления акробатов и танцоров, слушали бродячих проповедников, которые разглагольствовали на перекрестках, возле придорожных храмов с целым зоопарком тотемов. Для рабочего люда Гея была не научным концептом, не совокупностью связанных между собой биомов планеты, но древней богиней, мощной и все же такой ранимой. Они выбирали духов животных и с их помощью молили ее о заступничестве, просили о прощении за те жуткие раны, что человечество ей нанесло. Они молились о возрождении. В этих вульгарных храмах Гею изображали Афродитой, что, нагая, поднимается из морских глубин на раковине, или многорукой танцовщицей, раздувшейся фигурой беременной женщины и даже хохочущим ребенком, который танцует в залитом солнечным светом лесу.

Какое чудовищное невежество, и заполнить эту пропасть нет никаких шансов, думала Шри, глядя через затемненное стекло бронированного лимузина на карнавальные улицы. Иногда она мечтала о том, чтобы человечество покосила чума, сократив население до безопасного уровня. Она мечтала о девственной зеленой планете, по равнинам и лесам, морям и океанам которой будут ходить, ездить или плавать всего десять миллионов человек. Это были бы высокие сильные умные особи, которые трепетно относились бы к земле. Они создали бы единую планетарную сеть и несли бы с собой цивилизацию. Утопия, в которой все люди походили на нее саму. Климатические изменения, войны за воду и сельскохозяйственные угодья унесли миллиарды жизней, еще столько же погибло во время Переворота, но этих смертей оказалось недостаточно.