Вернор Виндж - Дети небес

Овин как-то сжался.

— Да никто конкретно.

— Да? А те трое, с которыми я сейчас разминулась на лестнице?

Джефри заерзал на табуретке:

— На лестнице ты и меня встретила, Равна. А эти трое просто повторяли сплетни. С тем же успехом можно обвинить нас всех.

— Если это «просто каждый», то кто придумал название «Группа изучения катастрофы»? Кто-то за этим стоит, и я хочу знать…

Она почувствовала прикосновение к рукаву. Джоанна подержала руку секунду — достаточно, чтобы прервать поток гневных слов. Потом девушка сказала:

— Такого типа сомнения существовали всегда.

— Ты имеешь в виду — сомнения в угрозе со стороны Погибели?

— Да, в разной степени, — кивнула Джоанна. — Я знаю, что ты и сама сомневалась. Например, сейчас, когда флот Погибели остановлен Контрмерой, останется у него дальнейший интерес губить мир Стальных Когтей?

— У нас нет иного выбора, как верить, что остатки флота желают нас уничтожить.

Мой сон…

— Ладно, но даже тогда остается вопрос, насколько они опасны. Флот от нас в тридцати световых годах, вряд ли способный передвигаться быстрее светового года за сто лет. У нас на подготовку тысячелетия, даже если они желают нам зла.

— Какая-то часть флота может оказаться быстрее.

— Тогда у нас «всего» несколько веков. Технические цивилизации строились и быстрее.

Равна закатила глаза:

— Отстраивались они быстрее. И у нас может и этого времени не быть. Вполне возможно, что флот может построить малые рамскупы. Может быть, снова подвинутся Зоны… — Она заставила себя перевести дыхание и продолжала уже чуть спокойнее: — Весь смысл, вся цель того, чему мы учим в Академии, что мы должны быть готовы как можно скорее, ничего не жалея Для этого. От нас требуются жертвы.

Вокруг заговорил детский голос — Амди:

— Я думаю, именно это и обсуждает «Группа изучения катастрофы». Ее участники отрицают, что Погибель когда-либо была угрозой людям или Стальным Когтям. А если она действительно угроза, говорят они, то такой ее сделала Контрмера.

Молчание. И даже музыкальный фон бармена стих. Очевидно, Равна последней должна была понять чудовищный смысл утверждения. И наконец она тихо сказала:

— Амди, не может быть, чтобы ты серьезно.

По Амди пробежало странное выражение: смущенное раскаяние. Каждый из его элементов был четырнадцати лет от роду, вполне взрослая особь, но разум его был моложе, чем у любой известной Равне стае. При всей своей гениальности, Амди был существом стеснительным и очень подобным ребенку.

Джефри на той стороне стола успокаивающе потрепал по холке одного из Амди.

— Конечно, он не хочет сказать, что он так считает, Равна. Но он говорит правду ГИК исходит из положения, что мы не знаем ни что произошло в Верхней Лаборатории, ни как нам удалось сбежать. Исходя из того, что нам известно, они утверждают, что можно поменять местами хороших и плохих. В таком случае действия Контрмеры десять лет назад были бойней галактического масштаба — и никакие страшные монстры нам сейчас не угрожают.

— Ты сам тоже так думаешь?

Джефри возмущенно взметнул руки:

— Да нет, конечно! Я только озвучиваю то, что другим мешает сказать вслух… назовем это «дипломатичность». И сразу говорю: ручаюсь, что никто из присутствующих в это тоже не верит. Но для ребят в целом…

— Особенно некоторых старших, — вставил Овин.

— …такая точка зрения весьма привлекательна. — Джефри секунду пристально смотрел на нее, словно ждал возражений. — Привлекательна — поскольку получается, что наши родители не создавали этой чудовищной «погибели». Не были полными дураками. И еще она привлекательна тем, что жертвы, нами приносимые, оказываются… излишними.

Равна постаралась ничем не выдать волнения:

— Какие именно жертвы? Изучение программирования низкого уровня? Изучение счета без машин?

— В частности, то, что нами командуют другие и говорят, что делать! — влезла в разговор Хейда.

Эти ребята даже названий не знали дотехнологических методов построения консенсуса. Пропуск этой стадии был одним из выбранных Равной упрощений. Она надеялась, что доверие, взаимная преданность и общие цели будут достаточны, пока эти ребята не станут более технологичными… и более людьми.

— Что нами командуют — это тоже часть вопроса, — согласился Овин, — но для некоторых более важный вопрос — медицинская ситуация. — Он посмотрел на Равну в упор: — Идут годы, ты правишь, и ты все еще выглядишь молодой, такой вот, как Джоанна сейчас.

— Овин, мне всего тридцать пять лет! — Речь шла о человеческом стандартном тридцатимегасекундном годе, который был принят и на Страуме. — Неудивительно, что я молодо выгляжу. У себя на Сьяндре Кей я была бы еще среди самых младших специалистов.

— Да, и через тысячи лет ты будешь выглядеть так же молодо. А мы все — даже старшие — уже будем сотни лет как мертвы. На некоторых из нас уже виден процесс распада — ну, волосы теряют, как будто после радиационного поражения, жиреют. Самые молодые едва прошли начальные процедуры продления жизни. А наши дети будут вымирать как мухи, на десятки лет раньше нас.

Равна подумала о седеющих волосах Венды Ларсндот.

Но это не значит, что я не права!

— Послушай, Овин. В конце концов мы усилим и ускорим медицинские исследования. Но нет смысла ставить их в начало. Я тебе могу показать схемы развития, которые генерирует «Внеполосный». На пути эффективной медицины — миллионы ловушек. Какой метод лечения окажется удачным — и для кого, — мы никак не можем знать заранее. А крах медицинской программы задержит нас как трясина. У нас не менее двадцати Рабочих гибернационных камер, и я не сомневаюсь, что расходные материалы мы для них создадим. Если нужно будет, заморозим любого, кому будет грозить смерть от старости, умирать не придется никому.

Овин Верринг поднял руку.

— Я понимаю, госпожа Равна. Думаю, что все мы понимаем — в том числе Шелковинт, Гибкарь и Кошк, которые нас молча слушают. — На верхних этажах таверны послышалось смущенное шевеление. А бармен сказал с другого конца зала:

— Это чисто ваше дело, двуногие.

— Потому что вы, стаи, на самом-то деле и не умираете! — не удержалась Хейда.

Овин слегка улыбнулся, но жестом попросил Хейду помолчать.

— Но тем не менее видна привлекательность «Группы изучения катастрофы». Она отрицает, что наши родители напутали. Отрицает, что есть необходимость в жертвах. Мы, беженцы, не можем на самом деле знать, что случилось или же кто виноват в том, что мы попали Сюда. Экстремисты — и я не думаю, что кто-нибудь из нас говорил с ними, зная, кто это; о них всегда информация из третьих рук, — экстремисты говорят: мы не можем сомневаться, что наши родители играли на стороне добра. Значит, Погибель вовсе не монстр, и все приготовления и жертвы играют на руку… ну, чему-то, что на стороне зла.