Мерседес Лэки - Сага о живых кораблях [трилогия]

— Давайте я вас познакомлю как следует, — сказала Мойра из комма. — Томас, это Гипатия Кейд. Ее мать — доктор Пота Анд-рополус-Кейд, ее отец — доктор Брэддон Мартенс-Кейд. Тия, это Томас Делакорт-Ибанес.

— Приятно познакомиться, Томас, — вежливо сказала девочка. — Мама с папой будут здесь через... — она взглянула на свой наручный хронометр, — ...через десять минут. А пока у нас есть свежий кофе. Может быть, вы покушать хотите?

Он снова был ошеломлен.

— Кофе, пожалуйста, — ответил он после паузы. И добавил: — Будьте так добры.

Тия принесла с кухни кофе; к тому времени, как она вернулась с чашкой в одной руке и вазочкой с печеньем в другой, Томас успел снять скафандр. Девочка была вынуждена признать, что он действительно выглядит очень красивым в своем обтягивающем пилотском комбинезоне. Но, с другой стороны, все Мойрины «тела» были хороши собой. Отчасти в этом-то и была проблема: выбирая себе напарника, она обращала внимание в первую очередь на внешность, а потом уже на характер.

Томас взял кофе и угощение вежливо и слегка опасливо. Такое впечатление, что он решил обращаться с ней, точно с представителем новой, неведомой разумной расы. Девочка еле удержалась, чтобы не хихикнуть.

— Какое у гебя необычное имя, — сказал он после неловкой паузы. — Гипатия, да?

— Да, — ответила Тия. — Меня назвали в честь первой и единственной женщины-библиотекаря великой Александрийской библиотеки на Земле. Она же была ее последним библиотекарем.

Судя по его глазам, все эти имена и названия ему хоть что-то да говорили. Значит, он не полный профан в истории, как тот Хулио.

— А-а! Это когда ее римляне сожгли, во времена Клеопатры... — начал он.

Но Тия прервала его, покачав головой:

— Нет-нет, библиотека была разрушена не тогда, совсем не тогда. Она оставалась знаменитой библиотекой еще при Константине, — продолжала она, постепенно увлекаясь своей любимой историей. Тия пересказывала ее точно так же, как рассказывала ее Пота, теми самыми словами, которыми она была изложена в базе данных по истории. — Как раз тогда, когда библиотекарем там была Гипатия, в библиотеку ворвалась толпа грязных христианских фанатиков, возглавляемая несколькими безумцами, которые именовали себя пророками и святыми. Они намеревались сжечь библиотеку дотла, потому что там хранились «языческие книги, лживые и еретические». Гипатия пыталась их остановить, но ее убили, забили насмерть камнями, а потом затоптали ногами.

— Ох ты! — слабо произнес Томас. Он был окончательно выбит из колеи. Похоже, он лихорадочно искал, что бы сказать, и ухватился за первое, что подвернулось. — Э-э... А почему ты называешь их «грязными христианскими фанатиками»?

Потому что они такими и были! — с раздражением ответила девочка. — Все они были фанатиками, и большинство из них пыл и столпниками и другими отшельниками, которые нарочно никогда не мылись, потому что мыться — это был римский, языческий обычай, а не мыться — это было по-христиански и способствовало умерщвлению плоти.

Она фыркнула.

— Думаю, им было все равно, что от этого у них заводились вши и от них воняло. Про заболевания я уже молчу!

— Думаю, им это просто не приходило в голову, — осторожно зaметил Томас.

— Ну, как бы то ни было, я думаю, Гипатия была очень храбрая, но ей стоило бы быть поумнее, — заключила Тия. — Я бы на ее месте не стала стоять и ждать, пока меня забросают камнями. Я бы убежала, или заперла дверь, или еще что-нибудь.

Томас неожиданно улыбнулся; улыбка у него была приятная: белые-белые зубы сверкнули на смуглом, загорелом лице.

— Ну, может быть, у нее не оставалось выбора, — предположил он. — Думаю, к тому времени, как она поняла, что остановить этих людей не удастся, убегать было уже поздно.

Тия медленно кивнула, представив себе древние александрийские одеяния, длинные и неуклюжие. Да, бегать в них, наверно, было неудобно...

— Пожалуй, ты прав, — согласилась она. — Мне очень не хотелось бы думать, что эта библиотекарша была глупой.

На это Toмаc рассмеялся.

— Ты имеешь в виду, тебе не хотелось бы думать, что знамени-гая женщина, в честь которой тебя назвали, была глупой? — усмехнулся он. — Я тебя понимаю. Гораздо приятнее быть названной в честь действительно отважной женщины, а не в честь той, кого просто считают героиней, потому что у нее не хватило ума вовремя убежать!

Тия невольно рассмеялась. Именно тогда она решила, что Томас ей нравится. Поначалу он не знал, как себя с ней вести, но теперь он разобрался в ситуации и обращался с ней как с вполне разумным существом.

Очевидно, Мойра пришла к тому же выводу, потому что, когда она заговорила, ее голос звучал куда менее озабоченно.

— Томас, а ты ничего не забыл? Ты ведь привез Тии подарок па ее прошедший день рождения!

— И в самом деле, совсем забыл! — спохватился пилот. — Извини, пожалуйста, Тия!

Он вручил ей коробку, которую принес с собой. Девочка очень хорошо владела собой: она взяла ее чинно, а не схватила, как сделал бы обычный ребенок.

— Спасибо, Мойра! — сказала она, обращаясь к панели комма. — Это ничего, что день рождения у меня был уже давно, — получается, как будто у меня два дня рождения.

— Ты слишком хорошо воспитана, милая, и это тебе иногда вредит! — хихикнула Мойра. — Ну давай, открывай!

Тия аккуратно отстегнула крепления довольно обычной на вид коробки. Внутри оказалась яркая обертка. Предмет, завернутый в обертку, имел странную форму...

Тия больше не выдержала: она разодрала обертку так же нетерпеливо, как любой другой ребенок на ее месте.

— Ой! — воскликнула она, увидев свой подарок. В кои-то веки она не смогла ничего сказать, только подняла его поближе к свету.

— Тебе нравится? — с тревогой спросила Мойра. — В смысле, я знаю, что ты просила именно это, но ты так быстро взрослеешь, и я боялась, что ты уже переросла это...

— Он такой замечательный! — воскликнула Тия и внезапно прижала ярко-голубого медведя к груди, уткнувшись носом в мягкий мех. — Ой, Мойра, он мне так нравится!

— Надо тебе сказать, отыскать его было не так-то просто, — сказала Мойра — в ее голосе слышалось заметное облегчение, отчего Томас ухмыльнулся еще шире. — Ваша семья не сидит на месте — мне пришлось отыскать такого медвежонка, чтобы он мог выдержать неоднократную процедуру очистки, чтобы никакая Карантинная служба к нему не прицепилась. И вообще медвежонка нынче найти непросто — похоже, они совсем вышли из моды. Это ничего, что он голубой?

— Мне нравится голубой цвет! — радостно ответила Тия.

— А ничего, что он не плюшевый, а лохматый? Это была идея Томаса.

— Спасибо, Томас! — сказала Тия пилоту. Тот просиял. — Он просто потрясающий!

— Когда я был такой, как ты, у меня была лохматая собачка, — сказал Томас. — И когда Мойра мне сказала, что ты хочешь такого медведя, какой был у нее до того, как она попала в капсулу, я подумал, что лохматый лучше, чем гладкий.