Артур Кларк - Космическая одиссея

Незавершенные дела у него остались рядом с планетой, которая раньше называлась Юпитером.

Ему сказали: «Все, что захочешь, в разумных пределах». Фрэнк Пул не был уверен, что его гостеприимные хозяева посчитают просьбу о возвращении к Юпитеру разумной. Честно говоря, он и сам не был уверен в разумности своего поступка. У него возникали сомнения.

Он уже запланировал ряд встреч на много недель вперед. Какие-то из них он отменил с радостью, но от других вынужден был отказаться с сожалением. Особенно ему не хотелось разочаровывать старшеклассников из своей средней школы — поразительно, она до сих пор действовала! — которые собирались посетить его примерно через месяц.

Он испытал облегчение и легкое удивление, когда и Индра, и профессор Андерсон назвали его идею блестящей. Он впервые понял, что они беспокоились о его психическом здоровье и сочли хорошим лекарством отдых за пределами Земли.

Но самым главным было то, что его намерение с радостью воспринял капитан Чандлер.

— Вы можете занять мою каюту,— пообещал он.— А я выгоню первого помощника из ее апартаментов.

Иногда Пулу казалось, что Чандлер — тоже анахронизм. С такой бородой и манерами его легко можно было представить на мостике потрепанного трехмачтового парусника под флагом с черепом и перекрещенными костями.

Пул принял решение, и события стали развиваться с поразительной быстротой. Личных вещей у Фрэнка скопилось немного, а взять с собой он намеревался еще меньше. Самой драгоценной частью имущества была «Мисс Принта» — электронное второе «я» и секретарша, а теперь и хранилище обеих его жизней с небольшим набором терабайтовых блоков памяти.

По размеру «Мисс Принта» была не больше карманного компьютера, которые использовались в прежнее время. Пул носил ее, как старый верный «кольт» сорок пятого калибра — в кобуре на поясе, которую можно быстро расстегнуть. Она могла общаться с хозяином по голосовой связи или через нейроколпак и выполняла функции информационного фильтра и буфера в отношениях с внешним миром. Как любая хорошая секретарша, она знала, когда следует вежливо ответить: «Соединяю»,— но чаще отвечала: «Извините, в данный момент мистер Пул занят. Оставьте сообщение, и он свяжется с вами при первой же возможности». Что означало «никогда».

Прощаться Пулу было почти не с кем. Общение в реальном времени не представлялось возможным из-за слишком медленного распространения радиоволн, но он тем не менее останется в контакте с Индрой и Джо — единственными настоящими друзьями.

К немалому своему удивлению, Пул понял, что ему будет не хватать его загадочного, но весьма полезного «валета». Теперь придется самому заботиться о себе, то есть заниматься решением мелких, но отнимающих много времени повседневных проблем. Дэниел едва заметно поклонился и больше никак не проявил своих чувств, пока они совершали долгий подъем к наружному ободу опоясывавшего планету колеса в тридцати шести тысячах километров над Центральной Африкой.

— Дим, я не уверен, что тебе понравится сравнение… но знаешь, что напоминает мне «Голиаф»?

Они стали добрыми друзьями, и Пул мог называть капитана этим именем, когда, разумеется, никого не было рядом.

— Полагаю, нечто не совсем приятное.

— Нет, ты не прав. В детстве я случайно обнаружил выброшенную дядей Джорджем пачку старых научно-фантастических журналов. Их называли «макулатурой», как бумагу, на которой они были напечатаны. Некоторые из журналов уже разваливались… У них были чудесные яркие обложки с изображениями странных планет, чудовищ и, конечно, космических кораблей! Когда я вырос, я понял, насколько нелепыми были эти космические корабли — оборудованы ракетными двигателями, но не имеют баков для горючего. На них были нарисованы ряды иллюминаторов от носа до кормы, как у океанских лайнеров. Больше всего мне нравился корабль с огромным стеклянным куполом — космическая обсерватория… И в итоге эти старые художники оказались правы, но, к сожалению, им не суждено узнать об этом. «Голиаф» больше похож на плод их воображения, чем на летающие топливные баки, которые запускали мы. Ваш инерционный привод поражает воображение — нет видимого источника подъемной силы, неограниченная дальность полета, скорость… Иногда мне кажется, что я сплю!

Чандлер рассмеялся и показал на окно.

— Разве это похоже на сон?

Пул впервые с тех пор, как попал в Звездный город, увидел настоящий горизонт, и он оказался не таким уж далеким. В конце концов, Пул находился на внешнем ободе колеса, диаметр которого в семь раз превосходил диаметр Земли, и поле зрения поверх крыши этого искусственного мира должно было простираться на несколько сотен километров…

Фрэнк всегда умел хорошо считать в уме — эта способность, редкая и в прежнее время, наверняка стала совсем исключительной теперь. Формула определения расстояния до горизонта была очень простой: квадратный корень из удвоенной высоты, умноженной на радиус. Такие вещи не забываешь даже при желании.

Посмотрим… мы находимся примерно на восьми метровой высоте… квадратный корень из шестнадцати… это совсем легко… радиус, скажем, сорок тысяч, сократим нули, четыре умножить на корень из сорока… гм-м… чуть больше двадцати пяти…

Так, двадцать пять километров — приличное расстояние. Ни один космопорт на Земле не мог быть таким огромным. Даже зная, что ждет впереди, было немного жутко наблюдать, как корабли, во много раз превосходящие по размерам погибший «Дискавери», взлетают не только совершенно бесшумно, но и без видимых признаков каких-либо двигателей. Пул немного тосковал по грохоту и пламени старых запусков, но не мог не признать, что эти старты гораздо чище, эффективнее и, самое главное, безопаснее.

Но самое странное заключалось в том, что он находился на ободе, на геостационарной орбите, и при этом чувствовал свой вес! Всего в нескольких метрах, за окном крошечного обзорного салона, роботы-ремонтники и несколько человек в космических скафандрах выполняли привычную работу, а здесь, внутри «Голиафа», инерционное поле поддерживало гравитацию на стандартном марсианском уровне.

— Послушай, Фрэнк,— сказал капитан Чандлер шутливым тоном, спускаясь на мостик,— еще не поздно передумать. До старта десять минут.

— Я стану менее популярным, если передумаю, верно? Как говорили в старые добрые времена, назад дороги нет. Готов или нет, а делать надо.

Когда включился привод, Пул захотел остаться один, и немногочисленная команда — четверо мужчин и три женщины — с пониманием отнеслась к его желанию. Может быть, они представили себе его чувства: он покидал Землю второй раз за тысячу лет и снова не знал, что ждет впереди.