Питер Гамильтон - Звёздная дорога

Пока док Конифф занималась Парешем, Ребка стояла, ссутулившись, вместе с остальными, собравшимися полукругом в тревожном ожидании вердикта. Её глаза за защитными очками были закрыты, на сетке развернулось изображение, которое Ребка изучала. Тысячи волокон толщиной с волос торчали из разорванной полимерной оболочки, словно корневая система растения. Они выглядели потрепанными, какими и должны были выглядеть, разорвавшись после такого напряжения. Но не все; больше половины заканчивались аккуратно и на одном уровне. Трос перерезали каким-то лезвием.

У нее оставались два вопроса. Когда? И что это за лезвие? Не одно ли из пяти, совмещенных в подобие человеческой кисти?

– Я иду, – сообщила Анджела, связавшись с «Тропиком» – 2.

Раддон открыл заднюю дверь, пока Анджела сбивала снег с ботинок и гамаш, ударяя ими о корпус. Потом она забралась внутрь и устроилась на своем месте.

– Как он? – спросил Форстер, извернувшись на водительском сиденье.

Анджела стянула балаклаву и начала расстегивать парку, обогреватель кабины обдувал их теплым воздухом.

– Док сказала, ему повезло. Сломал несколько ребер и руку. Они будут за ним наблюдать, чтобы убедиться, что с сердцем и лёгкими все в порядке. И, в общем-то, все. Боже, он выглядит как один громадный кровоподтёк.

Ребка стянула свою балаклаву.

– Это хорошая новость.

– Ага. К счастью. На минуту засранец заставил меня поволноваться.

– Эльстон сказал, что мы отдохнем пару часов, – сообщил Раддон. – Он послал Дарвина помогать Джиллиан вести грузовик номер два.

– Надо разогреть что-нибудь съедобное в микроволновке, – сказала Ребка. – Будет хорошо поесть, пока мы сидим и ничего не делаем. Я бы в кои-то веки не испачкалась в еде.

Она занялась делом, старательно играя роль Мадлен, пока укладывала пакеты в микроволновку и щебетала, как и полагается официантке на раздаче. Кабину «Тропика» вскоре наполнили запахи, пиццы-пепперони и горячего шоколада, добавив толику радости в мрачную атмосферу.

Даже её оптимизм сейчас пошатнулся. Если они вскоре не отыщут приток, то будут вынуждены повернуть назад. Перспектива ждать спасения в Вуканге угнетала. До диверсии с буксировочным тросом она не сомневалась, что сможет закончить миссию и захватить существо, чем бы оно ни являлось. Это нелегко – Ребка всегда об этом знала, – но системы, которые она принесла с собой с Юпитера, вселяли определенную уверенность. Теперь Ребка призналась самой себе, что её оптимизм оказался преждевременным. Но ведь никто не мог предусмотреть, что события будут разворачиваться тем катастрофическим образом, который она наблюдала с самого прибытия на Сент-Либру. Даже Константин, хотя он готовился двадцать лет. Изматывающий труд лишал её присутствия духа, как и всех участников автоколонны. Смартмикробы, которых она поместила в стратегически важные места на машинах, умерли во время буранов и из-за отрицательных температур. Она внедрила в сеть колонны умные программы, но они превращались в призраки самих себя, по мере того как аппаратура ломалась и портилась. Ребка по-прежнему была уверена, что в битве один на один выйдет победительницей. Но шанс подстроить такую битву становился все менее вероятным. Как и все, Ребка понятия не имела, где прячется проклятая тварь. Она и впрямь появлялась из ниоткуда, и это означало, что, пока метамолекулярная броня Ребки неактивна, она оставалась такой же уязвимой, как все. Её единственной альтернативой было действовать более открыто – возможно, тем самым настроив людей против себя. Не исключено, что так и придется поступить.

Ребка поняла, что её рука поднялась к груди, чтобы коснуться флакончика, который она носила на шее. «Чтобы дать тебе почву под ногами», – сказал Константин, когда подарил ей это. Даже сейчас она была впечатлена тем, насколько пророческими оказались его слова.

Ребка в тот день проснулась рано. Взволнованно улыбнулась, когда световые кольца оси обиталища вспыхнули в полную силу и яркие тропические птицы приветствовали быстрый рассвет щебечущим хором. Она отбросила тонкое одеяло и села на краю кровати, потягиваясь и зевая.

– Очисти окно, – велела она элке.

Изогнутая стена перед нею превратилась из пурпурной дымки в простое окно, за которым виднелось обиталище. Две пальмы из тех, что кольцом окружали дом, закрывали ей вид на центр и правую сторону, их кроны с длинными листьями опустились так, что кончики касались верхней части стекла. Третья пальма, слева, умерла примерно год назад, от нее остался высокий иссохший ствол, который уже разлагался, сделавшись домом для интересных и разнообразных оранжевых и бледно-жёлтых грибков. Отец все никак не мог организовать замену. Они с мамой все ещё спорили по поводу того, что посадить; оба твердили, что больше не хотят видеть так близко от дома такое большое растение. Ребка подозревала, что спор никогда не закончится.

Она медленно прошлась по комнате, обходя одежду, грязное бельё, спортивное снаряжение, чашки, пустые бутылки, кусочки из набора по нейманетике, который она сделала в качестве научного проекта в десятом классе, скульптуры из гибкого камня, альбомы для рисования, кисти, коробочки с макияжем…

Ребка надула щеки и выдохнула с лёгким смятением от того, сколько на ковре было всякой ерунды. Наверное, ей бы стоило как-нибудь прибраться. Мама несколько лет назад прекратила по этому поводу ворчать, но помогать отказывалась, твердя, что Ребка сама должна нести ответственность за свою жизнь. Старая добрая мама, вечно ей покоя не дают качества истинного гражданина.

«А сегодня я стала такой».

В выдвижном ящике нашлись свежие трусики и бюстгальтер. Джинсы, которые она надевала вчера – и пару дней до того, – были относительно чистыми. Она недавно принесла из прачечной корзинку с бельём, в ней лежали три выстиранные и выглаженные майки. Ребка выбрала оранжевую, с вышитыми на рукавах-крылышках цветами.

– Дай мне зеркало, – велела она элке.

Часть окна превратилась в безупречное серебро, и Ребка придирчиво изучила свое отражение. Высокая, что неплохо, главное – ноги длинные; волосы русые, достаточно темные, почти каштановые, но легко поддающиеся окрашиванию – кончики все ещё оставались розовыми и лиловыми, с единственной зомби-зелёной прядью в челке; лицо удлиненное, довольно милое даже с учетом тонкого носа, хотя Ребка по-прежнему считала, что он принадлежит кому-то на целых два года моложе. Она нахмурилась, пригляделась повнимательнее, потом раздраженно вздохнула. Чтобы отпраздновать эту юность, на подбородке за ночь созрели два новых прыща. Она выпрямила плечи и подтянула бюстгальтер повыше, на место получше, и ухмыльнулась. Отец всегда закатывал глаза в не очень-то притворном неодобрении по поводу глубоких вырезов, которые она предпочитала.