Наталья Бульба - Космический маршал. В шаге от победы. Часть 1. Затянувшийся прыжок

— Ты просто распробовал, а не влил в себя, — усмехнувшись, качнула я головой. — Выглядишь уставшим…

— Ты же знаешь, какая у нас чехарда, — попытался оправдаться он.

— Знаю, — согласилась я, — но еще помню, чему ты учил стажера Элизабет Мирайя. Усталость — первый шаг к неудаче.

— Ситуация не та, — шевельнулся он, разворачиваясь ко мне боком. Одним глотком допил кофе: — Возможно, говорить об этом уже поздно…

— Поздно, когда уже поздно, — философски заметила я, забрав у него чашку.

Мне показалось, что Ровер этого даже не заметил…

— Отправлять тебя за Скорповски было ошибкой. Вся эта история…

Его остановил мой взгляд. Насмешливый, ироничный…

— У меня был выбор, и я его сделала, — отходя от окна, заметила я. — Я действовала потому, что была готова.

— Это — неправильно! — догнал он меня у стола, схватил за плечи, развернул к себе: — Это — неправильно!

Я была с ним согласна, но… это ничего не меняло. Ни для него. Ни для меня.

— Ты можешь исправить? — даже не пытаясь вырваться из захвата, ровно спросила я.

А хотелось прижаться… Просто прижаться и замереть, вычеркнув из памяти все, что было.

Не навсегда — невозможно, но хотя бы на мгновение…

Если кто и догадывался, что стало основной наших с Ровером отношений, так Шторм. Мы с Геннори были похожи, оба доказывали в первую очередь себе, что, разбившись о реальность, смогли встать, переступить и… пойти вперед.

Это помогало понимать друг друга.

Понимать и… принимать такими, какими мы были.

— Нет! — не отводя от меня взгляда, четко произнес он.

— Я — тоже, — криво усмехнулась я. — Будем считать, что так получилось…

— Я знаю, что ты готова к этой работе, но чувствую себя при этом…

— Да у тебя комплексы! — на этот раз мне удалось улыбнуться. — Только не говори об этом Славке, долго будет потешаться.

— Мне не хватает тебя… — Ровер не шелохнулся, но я ощутила, как он напрягся в своей неподвижности. — Тебя, наших разговоров…

— А как же Аксинья? — ответила я лукаво. То, что сейчас рвалось из него, было дикой усталостью и одиночеством.

— Звучит, как благословение, — посмотрел он на меня с горечью.

— Звучит, как убежденность, что жизнь, несмотря ни на что, продолжает идти вперед, — повела я плечами. Ровер отпустил сразу, отступил… — Мне тоже не хватает тебя. Очень! — вздохнула я, развела руками… Одинокая капля кофе сорвалась с края перевернутой чашки, плюхнулась на светлый пластик пола. — И нам придется с этим жить…

— Мы можем хотя бы попытаться… — его голос звучал равнодушно.

Как у того Ровера… до Приама. Не второго Приама, который убил все, первого, сумевшего подарить нам несколько месяцев счастья.

— Забыть? — закончила я за него. Мое спокойствие тоже было защитой. — Я не перестала быть твоим другом, но как женщина…

Чашка сорвалась вслед за каплей, разлетевшись осколками. Я, стиснув зубы, чтобы не завыть, закрыла лицо руками.

— Лиз… — он все-таки прижал меня к себе. Крепко, надежно… — Лиз…

— Это — наше проклятье, — справившись с вставшим в горле комом, прошептала я. — Дар и… проклятье.

«Ты будешь моей кайри?»

Слова, которые я произнесла, были чужими, но их суть опутала нас всех невидимыми нитями. Ни развязать, ни разрубить.

— Я могу тебя попросить не лезть в самое пекло? — спросил он. Когда я шевельнулась, чуть отстранился, позволяя опустить руки, но так и не отпустил, обняв еще крепче. — Просто попросить…

— Я постараюсь, — отозвалась я, вдыхая такой знакомый запах тела.

Родство душ, слияние тел…

Ровер научил меня верить в будущее, Риман — жить настоящим.

— Нет, Элизабет, — хрипло выдавил он из себя. — Это — приказ! Во все этой кутерьме ты должна… обязана выжить!

Я не отстранилась — вырвалась из его объятий:

— Не смей! — хлестнула словами, видя то, что он прятал от всех, но позволил заметить мне.

— Ты меня неправильно поняла, — произнес он… едва ли не безразлично.

— Я тебя поняла правильно, — медленно вздохнув, ответила я с таким же спокойствием. — Вы со Штормом похожи, оба отморозки. — С командного подняла внешку с информацией, которую просматривала перед его появлением: — Кто из этих шестерых самый опасный?

— Радис, — не задержался он с ответом. — Джон Радис. Служил у Эхтандраева, но исчез еще до того, как мы добрались до адмирала. По косвенным данным был на Приаме вместе со Скорповски, страховал его.

— Откуда уверенность, что Радис в Союзе?

— Это больше чем уверенность, — нахмурился Ровер, на мгновенье вновь становясь «живым». — Из разных источников получены данные о том, что Горину, одному из доверенных лиц Эхтандраева, готовят побег. Радис в этой группе.

— И ты отдал его мне? — задумчиво уточнила я, наблюдая, как меняется выражение его лица. Твердеют линии, деля на черное и… белое… — Не ты, — вздохнув, горько усмехнулась я, — Орлов. А ты узнал слишком поздно, чтобы изменить.

— Генерал уверен…

— Генерал правильно уверен, — перебила я его, невольно скосив взгляд на осколки чашки.

Вот и моя жизнь…

И Ровера…

И Орлова…

— Я обещаю тебе, что буду осторожна, — подошла я к Геннори. Прижала ладонь к его щеке, вздрогнула, когда он накрыл ее своей, — но и ты пообещай, что не позволишь себе вновь оказаться в той тьме.

— Звучит, как ультиматум, — во взгляде Ровера был укор.

— Как гарантия моего спокойствия, — поправила я его. — Не хочу терять тех, кто мне дорог.

— Я сделаю все, что от меня зависит, — едва заметная улыбка тронула его губы. — Хочешь, отвезу тебя домой.

— А сам? — ответила я иронично. — Обратно, в Кошево?

— Ты же все понимаешь, — склонил он голову, так и не отпустив мою руку. — Я рад, что пришел сюда.

— Я — тоже, — не покривила я душой. — Если тебе будет не с кем поговорить…

— Госпожа Лазовски! — в кабинет без стука влетел Кабарга. Остановился, глядя на нас не просто удивленно — ошарашенно. — Прошу меня простить, — пятясь, скрылся за закрывшейся створой.

— Аксинья девушка хорошая, не обижай ее, — вновь посмотрела я на Геннори. — И береги себя, — отступила назад.

Мою руку он отпустил только теперь:

— Мне было трудно прийти, но уходить…

— Я тебе помогу, — отходя к двери, усмехнулась я. — Давай! Вали!

— Категорично! — вновь окидывая кабинет быстрым взглядом, откликнулся он. Подошел… прикосновение губ к щеке было коротким, но обжигающим: — Славка и ты… Ближе, чем вы, у меня никого нет…

Он уже вышел, а я продолжала стоять, прислонившись к стене… Стоять и думать о том, что все могло быть иначе.

Могло, но… не стало… И нам предстояло с этим жить…

— И давно он в таком состоянии? — расстегивая фиксатор воротника-стойки, поинтересовался Ежов у Злобина.