Наталья Бульба - Дорога к себе. Когда боги против...

Вместо ответа пожала плечами, приподняв бокал, но так и не сделав глотка.

Вчера днем покончила с собой дочь губернатора, вечером я покупала платье на собственную свадьбу. Вернувшись домой утешала Лору, все-таки узнавшую о смерти своей сокурсницы раньше, чем мне бы хотелось. Сегодня утром отвечала на вопросы чиновника Ратуши, который должен зарегистрировать наш с Карином брак. Не все из них были понятны, некоторые выглядели откровенно провокационными, словно меня намеренно пытались вывести из себя. Потом, едва сдержавшись, чтобы не высказать Йоргу все, что думала о его поспешности, провожала Лету, которую отвозил на базу Вацлав. И вот теперь сидела с ним, пытаясь разобраться в собственных ощущениях, которые настойчиво твердили, что все происходящее — неспроста.

— Наверное, мне все еще не верится, что завтра я стану Марией Йорг, — не без горечи усмехнулась я, глядя на мерцающее в отблесках заходящего светила вино. Черное и бордо. Бордо и черное. Калейдоскоп, в котором не было постоянства.

Как и в моей душе.

— Он тебя любит, — откинувшись на спинку стула, заметил Вацлав.

Сидели мы опять в Шалоне, и вновь — на верхней веранде. Предложила это место я, Дваржек лишь согласился и сумел заказать столик, что было довольно непросто. Ресторан считался эпатажным, как и сам небоскреб, на верхних этажах которого он находился, уже давно ставший символом и Анеме, и всего Зерхана.

Закрученное в спираль здание пробивалось сквозь зеленые шапки реликтовых манжоров и уносилось вверх, словно ввинчиваясь в небо… Пытаясь вырваться из объятий планеты и исчезнуть.… Далеко… далеко.

— Это должно меня успокоить? — вздохнула я, не столько избавляясь из мрачных предчувствий, сколько отодвигая их на задний план. У Вацлава и своих проблем хватало, чтобы нагружать его еще и моими.

Сделала глоток, чтобы спрятаться за стеклом от пронзительного взгляда Дваржека. Кажется, он понимал значительно больше, чем я говорила. Мне следовало веселиться, в полной мере наслаждаясь последним днем свободы, я же продолжала грустить, словно оплакивая то, чего уже не вернуть.

— Это должно либо смирить с тем фактом, что время в данном случае не имеет никакого значения, либо заставить задать себе вопрос, а любишь ли ты Карина настолько, чтобы связать с ним свою жизнь, — философски заметил Вацлав, продолжая смотреть на меня.

— Со смирением ты уже опоздал, — отставила я бокал в сторону.

Хотела добавить, что сделанное самой себе признание — я видела в Карине мужа и отца своих детей, плохо помогало избавиться от внутреннего мандража, но отвлеклась на женщину, только что вышедшую из лифта. Узнала сразу — последние сутки строки из ее репортажей цитировали все информагенства Зерхана. Журналистка с Земли, Элизабет Мирайя.

— Красивая женщина. — Мой интерес к новой посетительнице Дваржек не пропустил. — И смелая. Или, — он качнул головой, — безрассудная. Фактически открыто обвинить Исхантеля в самоубийстве дочери губернатора… Она очень рискует.

С ним было трудно не согласиться, но… я продолжала повторять вопросы, которые она задавала: «…Почему эта девочка должна отвечать за наши с вами ошибки?!V! И она ли одна?! Или о тех, кто был до нее, мы просто не знаем?! И будет ли кто-то после…».

И не важно, что справиться с самаринянином мне было не по силам, чувство стыда душило все равно. Мне было слишком хорошо известно, какое влияние мог оказать жрец на неокрепшую детскую психику, к чему способен подтолкнуть. Преклонение перед ним лишь первая ступень подчинения, а какова последняя?

В моем случае победила психология обывателя — главное, чтобы беда прошла мимо тех, кто был дорог. А остальные? Сои и Лора не были близкими подругами, но ее смерть стала для сестры ударом.

Она, конечно, оправится, но след-то останется.

— По ней не скажешь, что она не осознает последствий своих поступков, — нехотя протянула я, поймав себя на мысли, что мужчина, поднявшийся ей навстречу, кого-то мне напоминает. Когда уже почти сдалась, собираясь признать, что ассоциация так и останется не пойманной, тот повернулся боком, продемонстрировав профиль, чтобы выудить из моей памяти имя Люсии Горевски, весьма знаменитой оперной актрисы.

Сын? Было совершенно не важно, но я, не в силах отвести от пары взгляд, продолжала смотреть на них, пока те не отошли достаточно далеко, чтобы стать почти незаметными в сгущающихся вечерних сумерках.

— Но безрассудства это не отменяет, — частично согласился со мной Дваржек, в очередной раз возвращая меня к действительности. — Одно точно, Зерхан она взбаламутила. Сегодня слышал, что вопрос о преподавательской деятельности дипломата вынесен на комиссию Службы надзора.

— Вот как? — тут же уцепилась я за его слова, удрученно отметив, что и это известие меня не радует. Словно в душе все перегорело. — Неужели сработало?

— Вряд ли все произойдет так скоро, как бы хотелось, но без последствий не останется. Волна пошла основательная.

— Чуть бы раньше, — не без сожаления отозвалась я, думая о том, что для кого-то грядущая буря уже не станет предвестником изменений.

Вот ведь… мы идем вперед, стремясь к миражу, называемому мечтой, тоскуем о том, что покинули, постепенно забываем тех, кто был частью нашего «я». А потом прошлое догоняет и… оставляет тебя растерзанным и прозревшим в ощущении потери, которую уже не восполнить.

— Пойдем, потанцуем, — предложила я, складывая лежавшую на коленях салфетку. Вацлав не заслужил такого вечера.

— Не жалеешь ты меня, — улыбнулся Дваржек поднимаясь. Подошел, подал руку. — Если Карин узнает…

— И кто тут говорил о смирении? — дернула я плечом, вкладывая свою ладонь в его.

Воздух был плотным, не давая вздохнуть полной грудью, замедляя движения, заставляя вязнуть в себе…

Или это музыка опутывала тоской, рассказывая о любви и… утрате?

— Мне не нравится твое настроение, — склонившись, недовольно прошептал Вацлав, но стоило мне положить руку на его плечо, уверенно повел в танце.

— Что у тебя с Летой? — поинтересовалась я. Расслабиться не удавалось, но близость Дваржека добавляла уверенности. Бывший сокурсник, ставший верным другом…

Моей сестре повезло встретить такого человека.

А мне?

— Уходишь от темы, — понимающе ухмыльнулся он. И добавил, участливо. — Я не узнаю тебя.

— Я сама себя не узнаю, — не стала я спорить, — но это не значит, что мне не интересен ответ на свой вопрос.

Тот дернул плечом:

— Торопить ее я не стану. — На лице Вацлава мелькнула растерянность, но тут же исчезла, оставив после себя ощущение обмана. То ли было, то ли… нет. — Если в ее новой жизни найдется место и для меня, сделаю предложение. А пока буду просто рядом.