Unknown - Венок Альянса (СИ)

- Он взял её руку, он обошёл вокруг неё круг, он произнёс Речь Жениха, и было в той речи не менее тысячи слов, ибо была эта женщина прекрасна, и все цветы степи должны были отдать названия, чтобы выразить это. И она спросила: “С чистым ли сердцем говоришь ты эти слова, Кай Утус? Отринул ли ты сомнения, и сможешь ли не обернуться? Потому что ступив под мой кров, и отведав чай из моей чаши, ты никогда не вернёшься назад, и не увидишь прежних неба и земли. Если есть в тебе сожаление о своей прежней жизни, о солнце и степи, об отце и матери - то скажи это сейчас, на пороге, потому что потом уже не будет никаких слов”. И ответил Кай Утус: “Пока ты не сказала, не было во мне мыслей о солнце и степи, об отце и матери, и сейчас лишь ты перед моими глазами, и только туман во всех сторонах света”. Они вошли под её кров, и снова туман сомкнулся вокруг призрачного поселения, и никто больше не видел охотника Кай Утуса, лишь из предрассветного тумана слышали песни, которые пел он для прекрасной женщины. Понимаешь ли ты, юноша, о чём эта легенда?

Дэвид очнулся. Туманная панорама степи растаяла, в свете костра тени плясали по лицу старого тучанка, трещал сгорающий хворост, тихо щёлкали кости ожерелий в длинных узловатых пальцах.

- О любви.

- Это верно, юноша, но не только.

- О том, что сомнения должны умирать раньше, чем ты ступишь на путь… Они ведь были… неживые? Эта женщина и все остальные, кто жил в юртах в тумане?

- Да. Не упомнить, сколько тысяч лет этой легенде о племени, сгинувшем в тумане, может быть, она так же стара, как сам мир. Однажды это племя не очертило защитных знаков перед наступлением ночи, остановившись в этом краю. И туман поглотил их, и больше никогда они не выходили в обычный мир. Они не жили и не умирали, и те, кто встречали их, говорили, что там нет смерти и нет рождения. Кай Утус услышал песню этой женщины, когда вышел в степь перед рассветом. Он знал, что опасно слушать песни людей из тумана, опасно идти искать их… Но три дня и три ночи не мог он найти покоя, и хотя он не видел лица этой женщины - сердце его увидело её. И он ушёл, и выбрал её, и покинул мир живых.

- Она стала для него дороже этого мира. И… ведь там, внутри тумана, сами для себя они - живые… Они такие, какими были, когда их забрал туман, и эта женщина… Может быть, тысячу лет она ждала того, кто придёт и полюбит её, кому она станет дороже солнца, жизни, возможности состариться и умереть… А что было с теми, кто на месте Кай Утуса колебался, и испытывал сожаление? Они возвращались домой? Или навсегда терялись в степи?

- Они возвращались. Но больше никогда не встречали людей тумана. Так далеко зайти можно только один раз.

- Я не знаю, радовались ли после этого они каждому прожитому дню, понимая, что рисковали всё это потерять, или сожалели о навеки оставленной необыкновенной и страшной любви… Но совершенно очевидно, и тот и другой выбор правильны. Выбирать нужно то, что ближе сердцу.

Тучанк кивнул удовлетворённо.

- Верно, юноша. Одни сожалели о Кай Утусе, как о погибшем, хуже чем погибшем… Ведь дух его не обретёт покоя, он навек пленник тумана. Другие же считали его счастливейшим, ведь он обрёл любовь, которая не покинет его никогда.

- А стрела? У этого ведь есть какой-то дополнительный смысл, да?

- Есть. У степных племён есть обычай - если что-то гнетёт тебя, если ты не можешь понять, как поступить - выйди в поле и пусти стрелу. Там, где она упадёт, ты найдёшь свой ответ. Это может быть камень, или цветок, или перо птицы, или след на земле… Расшифровав символ, ты обретёшь что искал.

- А если там ничего не будет?

- Наверное, и такой ответ можно как-то понять.

К Амине и Рузанне подошёл Тжи’Тен в окружении тучанкской молодёжи. Один тощенький подросток висел у него на шее, Тжи’Тен поддерживал его рукой легко, словно он ничего не весил.

- Это что-то невероятное. Я думал, они меня укатают насмерть этими танцами, а усталости совершенно никакой! Я так этот секрет и не понял… То есть, понял, но… Похоже, чем меньше думаешь, как тебе танцевать, а просто танцуешь, тем меньше тело воспринимает это как какой-то труд, а не ещё один вид отдыха. Это непостижимо. Обычно на них смотришь - они всё время какие-то вялые… ещё бы, думаешь, никогда в жизни не спать… А тут… Откуда это берётся?

Рузанна поглядывала на Тжи’Тена искоса - пялиться открыто было всё-таки неприлично, но любопытство - вещь сильная. Всё же, первый нарн, которого она видела вживую и так близко, к тому же - возлюбленный её соотечественницы.

- Садитесь… Вы Тжи’Тен? Леди Джани много рассказывала о вас…

- А о вас - наше высочество… - Тжи’Тен пожал протянутую руку, - рад снова видеть вас, леди Талафи. В нашу первую встречу, верно, было немножко неудобное время для знакомств и долгих разговоров.

- Да, увы… Но мы живём по соседству, и время для разговоров ещё будет. Принц говорил обо мне?

- Я, вообще, удивлён, что не вижу его здесь, - улыбнулся нарн, - но думаю, самое большее завтра он побежит к вам за консультацией. Я видел его ожесточённо строчащим что-то в блокноте, полагаю - записывал тучанкские сказания. Но поскольку в темноте и на скорость едва ли получится много - ему потребуется помощь… Это ведь вы переводили их на земной язык?

- Некоторые. Большинство переводов сделаны доктором Чинкони и его сыном, ещё давно. И я уже обещала собрать для принца эти материалы. Принц говорил, что написал несколько книг о минбарской культуре, и что, пожалуй, хотел бы, чтоб их прочли так же на Тучанкью… Конечно, это будет очень непросто, хотя я постараюсь подключить для перевода всех самых компетентных, кого смогу…

- Принц, думаю, глобально жаждет перевода всего для всех… Предельной доступности для ознакомления с иными культурами. В самом деле, некоторые расы знакомы уже так давно, а до сих пор почти ничего не знают об истории, религии, обычаях друг друга… Такие люди как вы настоящий клад, вы ведь не просто хорошо знаете три языка, вы выросли здесь…

- Это прекрасная мысль, и конечно, такого не сделать в одиночку. Но думаю, у их высочества в этом найдётся много единомышленников. И разумеется, я сделаю всё от меня зависящее… А вы… - она старательно подбирала слова, - похоже, не испытываете никакой антипатии к принцу, как к центаврианину?

- Я ведь рейнджер, леди Джани. В первую очередь рейнджер, а уже во вторую нарн, у которого в центаврианскую оккупацию погибли родители. Да и принц Винтари… предков, да и родителей, не выбирают, а вот как самому жить, какую жизнь выбрать и чем её наполнить - каждый решает сам, и могу сказать, он это делает совсем не худшим образом. В каждом из нас содержится много всякого, не видного людям, возможно, не самого хорошего, но то, что видно, что является людям - в нём хорошее. О, вот и он, лёгок на помине.