Unknown - Венок Альянса (СИ)

- Сейчас как-то с этим стало попроще, а сколько отцу пришлось перенести этого… фанатизма в первое время - после всего, что… Почему почитатели совершенно не щадят почитаемых? Великие люди бегут от чествований, удаляются в пустыни, но их находят и там. Мой отец не тот, кто хотел бы отгораживаться, охраняться от народа, почему из-за подобного он должен делать то, что ему неприятно? Как объяснить им, что великому человеку вполне довольно и этого величия, чтоб нагружать его восхвалениями, чаяниями и божескими почестями? Вот Андо как объяснить?

- Интересно, и почему он такой? Какими бы там религиозными ни были нарны (тем более, не все) - это не причина.

- Есть у меня кое-какие соображения…

Увидев на своём пороге Зака, Иванова нисколько не удивилась. Поскольку никого сейчас не могла посещать она, все, кто мог, когда только могли, посещали её. Она провела Зака вглубь дома, вновь извинившись за невозможность предоставить какую-то другую обстановку, кроме очень специфической, распорядилась Софье насчёт чая и пододвинула, за неимением стульев в этой комнате, одну из подушек. Таллия на вошедшего не отвлеклась, продолжая на полу свою странную игру.

– Что она делает?

– Честно? Не знаю. Ну, то есть, пока не понимаю до конца. Знаешь, в больницах… в специальных больницах, ты понимаешь, что я имею в виду… они ведь чем только не занимаются. Рисуют, лепят из пластилина, аппликации клеят. Уж не знаю, каким образом, но считается, что им это полезно… Она вот складывает кубики. Рисовать не может – она ничего не видит… Врачи предполагали, что она, возможно, и звуков не слышит, а реагирует на мысли… Рассказывай, что там у вас нового. Встретили гостя? Я ведь здесь практически без новостей сижу, только иногда отбегаю к мониторам… Похож он на Г’Кара? Хотя, что б я понимала в нарнском фамильном сходстве.

Зак потёр ладонями лицо.

– В том и дело, Сьюзен… Он не нарн.

– То есть как?

– История не на пять минут… Чёрт бы меня побрал, Сьюзен. Вроде бы я не особенный какой-то, чтобы жизнь устраивала мне подобные экзамены…

Таллия кончиками пальцев огладила получившуюся башенку. По лицу Ивановой пробежала минутная тень боли.

– Извини, Зак, что?

– Нет, это ты извини, если я не вовремя… Ты плохо себя чувствуешь?

– Я просто не расслышала, она… перебила тебя, можно сказать. Видишь ли, она общается со мной мысленно. Это бывает немного больно, всё-таки я… отвыкла. Сейчас она спросила меня, нравится ли мне её башенка.

Зак вспомнил Таллию, какой видел её когда-то каждый день на «Вавилоне» - молодую привлекательную женщину, безупречный костюм, лицо как с обложки… Что, что с ней надо было сделать, чтоб превратить её в это?

– Много всего, поверь – чего ты не захочешь знать. Не удивляйся, она передаёт мне мысли тех, кто оказывается рядом. Говорить она не хочет, предпочитает заставлять меня делать то, чего я никогда не делала и думала, что не буду делать… Когда я не могу дождаться её ответа, мне приходится спрашивать её… по-другому…

Они недолго молчали. Зак думал о том, насколько лучше Сьюзен с распущенными волосами, сразу видно, какая она красивая, а Сьюзен думала о том, что форма анлашок идёт Заку куда больше, чем форма СБ, в которой он выглядел так, словно только что её примерил и она ему не подошла.

– Страшное они всё-таки… явление… Жестоко, когда тебя заставляют… вспомнить о чём-то и переоценить это. Не знаю, поймёшь ли ты. Вот бывает в жизни что-нибудь такое, о чём ты… не забываешь, конечно, нет… Просто не вспоминаешь, или, если вспоминаешь, думаешь об этом иначе, чем потом оказывается… Ну, успокаиваешь себя… делаешь вид, что пережил, или что переживать особенно нечего.

– Ты это мне? Пойму, поверь.

Зак бросил нервный взгляд на Таллию… Но к чёрту, такое ли уж это присутствие третьего лица, когда лицо это таково, да как ни крути, ничего странного, что приватный разговор о телепатах приходится вести в присутствии другого телепата, какая жизнь паскудная штука, он убедился задолго до этого дня. И не в состоянии Таллия сейчас раззвонить что-либо всему Минбару, а и могла бы - кашу маслом уже не испортишь.

– Ты знаешь, в историю, говорят, можно или войти, или вляпаться. Так вот, войти в историю я никогда не стремился, нечего мне там делать. Я человек простой, многого не понимаю, многое и не хочу понять. А вот не вляпаться не получается… Я даже и спорить не буду, что полный профан в отношениях, у меня их сколько и было-то… Я не умею их начинать и не умею их строить. Мне вот как-то надо, чтобы оно сложилось, чтобы пришло к этому, я не могу так, чтоб не серьёзно… А какое тут могло быть серьёзно? Я сразу сказал себе, что мы слишком разные, ну и как будто это помогло… Она на меня не обращала внимания, я из этого не делал трагедии. Когда она улетела, я жил, как жил до этого, работал, как работал… Я по-другому не умею. Просто сказал себе: где-нибудь там ей будет лучше, чем здесь. Что ей от всей моей поддержки проку и пользы. Когда я узнал, что она мертва… Сьюзен… Мне кажется, я до сих пор этого… не знаю. Всё-таки одно дело – если куда-то уехала, пусть даже очень далеко, всё равно ведь однажды свалится, как снег на голову, и совсем другое – знать, что больше не увидишь никогда. Но я принял, что не увижу… и успокоился. Думал, что принял. Думал, что успокоился. И зачем это надо было – через столько лет увидеть её лицо у другого человека, и понять, что ничерта мне не спокойно? Я два дня назад понял, что она умерла, что я её больше не увижу… а хочу видеть. Слишком сильно хочу. Хотя и бессмысленно это. Я с ней не прощался. Я ей никем не был. Я ей никем не мог быть. Для отношений ведь основания нужны. Жизнь должна свести вместе, найти общее. Что общего может быть у телепатки с нормалом? Подобное к подобному тянется, ей нужен был кто-то такой же, как она. Г’Кар и то больше мог для неё сделать. Увёз её тогда от греха подальше, а потом вырастил её сына… Теперь он здесь, а я не знаю, что мне делать. Потому что сделать-то мне совершенно нечего. Только снова жить, убеждая себя, что никакой такой любви быть не может… Любовь к тому, кто умер – это вообще как-то неправильно, ты словно с самой смертью споришь, смерть уже провела черту, а ты за эту черту тянешься, пытаешься что-то ухватить… Почему же он так похож на мать-то? Не для того же, чтоб судьбе вот было угодно поиздеваться именно над Заком Алланом?

Экс-энтил’за покачала головой.

– Знаешь, я была почти уверена, что Таллия мертва. Моя Таллия была мертва, хуже, чем мертва, а в том, что Корпус её уморит, пытаясь добраться до секретов Айронхарта, тоже как-то не приходилось сомневаться… И я продолжала её любить.

– Ты по крайней мере нашла в себе мужество это признать.

– Ошибаешься. Только сейчас. Я же нормальная женщина… всегда считала себя такой. Я еврейка по рождению, я не могла любить женщину… А теперь я закрываю вот эту дверь – и оставляю за ней всю свою жизнь, которую я с таким трудом построила, теперь я оставила всё, даже не ради неё… Ради призрака надежды на то, что было ею. И мне больно. И я часто спрашиваю себя, как же я так могу. У меня обязанности, у меня семья, которую я люблю и которая любит меня. Но я сижу здесь, смотрю, как она складывает кубики, и даже не пытаюсь ставить блоки, когда она показывает мне, что с ней было там. И я не уйду, как бы мало у меня ни было надежды, потому что хотя бы какая-то, она у меня будет всегда. Знаешь, легко уйти за кем-то, когда у тебя ничего нет, легко оставить то, что тебе совсем не дорого. Я любила свою работу и свою семью. И я не знаю, совершенно не могу себе представить, что с нами будет дальше, чем всё это кончится. Просто я нужна ей – и это сейчас всё для меня.