Владимир Лароу - Звёздные прыгуны (СИ)

Одного наставник не знал — Дункан однажды уже проделал это. В прошлом. В том же прошлом, у него осталось незаконченное дело…

— К тому же, теперь подобные перемещения, в некотором роде, не приветствуются — высока вероятность потери драгоценного Камня.

— Я думал — агента. На человека, выходит, наплевать.

— Хватит болтать. Давай, работай!

Дункан сосредоточился, серая стена перед ним пошла волнами…

Ночью комплекс Гильдии жил… неотличимой от дня жизнью.

Такой же гомон и шум большого учреждения с легким налетом неопрятности, неизбежным, когда множество людей и не людей не только работают, но и живут вместе. Как и днем степенно следовали, или бежали по неотложным делам агенты, техники, служащие. Дункан научился отличать их по знакам различия на вездесущей сине-голубой форме.

Также оживали Проходы, и агенты из тысяч миров Гильдии несли сообщения, доклады, отчеты сюда, в штаб.

Возвращаясь в свою комнату, Дункан старался подстроиться под общий немного неторопливый, немного суетный ритм. Сердце, предатель сердце, птицей в неволе, колотилось о грудную клетку, Трегарту казалось, что биение пересиливает даже вечный шум коридоров.

«Если остановят? Если спросят, куда иду? И, главное, откуда?»

Дункан тут же успокаивал себя.

«Кто остановит? Я — один из десятков, сотен… Никому нет дела…»

Помогало слабо.

Казалось, все, кто попадался на пути: и четырехрукие аногоиды, и ракоподобные хиты кидали на него — Дункана полные подозрений взгляды. Казалось, они смотрят ему вслед… Дункан не смел обернуться, дабы проверить ощущения.

Скорее, скорее…

Здесь, во внутреннем кармане, рядом с безумно колотящимся сердцем, лежал… Камень Перемещения. Трегарт взял его из сейфа классной комнаты, подсмотрев код, когда наставник запирал железную дверцу.

Останови его кто, случайно, в коридоре, трудно будет объяснить, зачем ученику, среди ночи, понадобилась столь ценная вещь.

Маленькое окно, клочок неба — иллюзия свободы, единственное свидетельство неограниченности мира тесными, заплесневевшими стенами камеры. Окно и металлическая дверь на проржавевших петлях. Трижды в день, после радостного скрипа, дверь одаривала узника порциями баланды. Семь раз квадрат окна менял цвет, сливаясь с мраком холодных стен.

Там, за этим окном, за четырехугольником света кипела жизнь. Жили люди. Женились, сорились, рожали детей. Копили деньги и обиды, проматывали состояния и жизнь, строили планы и подчиненных, возводили воздушные замки и дома. Там…

Тройной скрип петель, да смена освещения окна — единственные события нынешнего существования.

Скоро не станет и их.

Единственное утешение — ненависть!

Он ненавидел мокроту стен и холод каменного пола, паразитом, алчущим плоти, добирающимся до вожделенного тела сквозь ненадежную преграду соломенного матраса. Он ненавидел это окно, безучастно, равнодушно взирающее с высоты положения на человеческие муки, он ненавидел скрипучую дверь, прокисшую баланду, которую все равно ждал, подобно манне небесной, и ненавидел себя за это ожидание, он ненавидел свое тело, начавшее покрываться язвами и зудящее в самых труднодоступных местах. Но больше всего, он ненавидел его… того, по чьей милости, он попал сюда.

Наконец, поднявшись по очередной лестнице, Дункан узрел дверь своей комнаты. Серый прямоугольник, уменьшенный расстоянием бесконечного коридора.

Хотя здесь, на жилых этажах, было не так людно, усилием воли, Трегарт заставил себя не бежать.

Долго, мучительно долго. Казалось, прошла целая вечность, пока ладонь не коснулась холодного металла дверной ручки.

Щелкнул замок. Не в силах сдерживаться, Трегарт прошмыгнул внутрь и, тяжело привалившись к обратной стороне двери, захлопнул ее.

Сердце готово было выскочить из груди.

Наконец-то! Дошел!

Камень, небольшой ученический Камень — виновник страданий и страхов — удобно умостился в руке.

У него осталось одно незаконченное дело… невыплаченный долг… и Камень, только Камень поможет рассчитаться с кредитором.

Дункан погладил гладкую поверхность — знакомые ощущения.

Не сводя взгляда с Камня, присел на кровать, чувствуя себя немного глупо. Он, один, в пустой комнате, уставился на кусок породы…

Постарался вспомнить свои ощущения, чувства, мысли, настрой, когда перенесся к Орте. Представил лицо человека, к которому намеревался отправиться сейчас… во всех подробностях, до мельчайшей черточки… родинки… волоска… ничего. Серый камень покоился на открытой ладони.

Нет, глупо это все!

Неожиданно… комната поплыла, окружающее затянул густой, темный туман, накатило знакомое ощущение удушья…

Получилось!

Когда туман рассеялся, темнота не ушла, сменившись сумерками. Сумерками тесного каменного помещения с зарешеченным окном под потолком.

Вместо ожидаемого лица на него смотрела грязная, заросшая физиономия, отдаленно напоминающая человеческую.

Что-то изменилось в камере — ограниченном пространстве привычного мирка.

Движение… Повеяло холодом, воздух, сам воздух дрогнул, волной от взрыва.

Антон Левицкий закрыл глаза.

А, когда открыл… Орта, Иисус, Будда, Зевс — одно из сотен божеств, которым он возносил молитвы, услышало их.

Посреди камеры стоял он — виновник несчастий — Дункан Трегарт.

В другое время, Антон задумался бы, как человек ни с того ни с сего, средь темной ночи, может очутиться в закрытом помещении. В другое время, он принялся бы анализировать свои ощущения, возможно, списал произошедшее на временное помешательство. Возможно, забеспокоился.

В другое, не сейчас.

С криком, добравшегося до добычи хищника, Антон кинулся на видение.

К еще большей радости, видение оказалось материальным.

Пальцы с отросшими ногтями впились в плоть. Живую, человеческую плоть.

О-о, как он счастлив!

— Э-э, — произнесло видение, перед тем, как Антон сбил его.

Они покатились по полу. Антон рычал, кусался, никогда еще он так не любил этот жесткий, с выбоинами камень. Каждая ямка, каждая трещинка причиняла и ему — мучителю толику боли. Что она в сравнении с болью, пережитой Антоном!

Но… недели нищенствования, недоеданий, дни заточения, дали о себе знать. Изловчившись, противник заломил руки Антона и, навалившись всем телом, прижал его к полу. Холодному каменному полу.

— Убью, ненавижу! — визжал Левицкий.

— С ума сошел? Это я — Дункан.

— Из-за тебя, все из-за тебя! Из-за тебя… — слезы, горькие слезы, растапливая корку грязи, защекотали лицо.

Силы драться, силы ненавидеть, даже силы жить внезапно оставили тело, выплеснувшись из глаз скудными потоками.

— Ненавижу, ненавижу…

Почувствовав изменение состояния, противник сполз с Антона.