Александр Машков - Оберон - 24

А ведь вещи подчиняются мысли, подумал я. Наручник заставить растаять или расстегнуться?

Аж вспотел! Нет, здесь всё простое, не до удобств, это лечебная капсула. Если больной начнёт в ней фантазировать, мало не покажется никому! Особенно больному.

Что же мне делать? Смириться надо с этой мегерой, притвориться, что просто потерял память, что никакой не я вселенец. Потому что такого не бывает! Надо проснуться.

Вместо того, чтобы проснуться, уснул, и видел сны, как проснулся ночью, в своей квартире, поплёлся на кухню, искать снотворное, а оно кончилось. Опять ворочаться до утра! — подумал я и проснулся.

Васька освободила мою руку, посмотрела на кисть, буркнула, что больше не будет пристёгивать, а то посинела, и пригласила к завтраку.

— Вася, не ходи за мной в туалет, ну, пожалуйста! — зевнул я.

— Ты спросонок утонешь в унитазе, — пробурчала Васька, но больше не стала издеваться, не пошла умывать меня.

Завтракал я молча, думая над своим положением.

Надоело всё! Попрошусь в крио камеру. Может, умерев здесь, проснусь там, у себя?

Да даже если не проснусь, всё лучше, чем всю жизнь прожить в изоляторе. Кстати, сколько мне осталось жить? Если мне лет двенадцать — тринадцать, то даже по нашим меркам, не меньше пятидесяти.

— Вась, а сколько вы живёте? — спросил я, запивая вкусную запеканку вишнёвым соком.

— Сто двадцать лет, примерно, — задумчиво ответила Васька, — а тебе зачем?

— Не хочу жить здесь сто лет, хочу в крио камеру, — ответил я.

— Ты же вчера не хотел?

— Сегодня хочу. Сколько можно? Издеваешься надо мной, не даёшь одежды, унижаешь. Потом, скучно здесь: ни телевизора, ни радио, ни книг. Если я ещё не свихнулся, свихнусь обязательно. Сначала было интересно, но теперь эта игра мне надоела. Возвращай меня обратно.

Я лёг в капсулу и закрыл глаза.

— Куда это — обратно? — удивилась Васька.

— На Землю. Хочу домой.

— И как я это сделаю? — ещё больше удивилась моя мучительница.

— Наверно, надо сделать меня опять мёртвым, — пожал я плечами. Воцарилась тишина. Сердце у меня застучало сильнее: тело хотело жить! Но я упрямо молчал, не открывая глаз. Вот я представил, что снова дома, пусть мне осталось жить лет десять… пять, но прожить уважаемым человеком, дедом, а не униженным мальчишкой, на которого смотрят, как на подопытную крысу.

Ждал я долго, но ничего не происходило.

— Прости, Тоник, но ты сам виноват, — вздохнула Васька, — не надо было снимать шлем…

Я почувствовал дурноту. Сейчас она меня убьёт! Сердце подскочило к горлу, я судорожно сглотнул, и открыл один глаз.

Васька не собиралась меня убивать. Она сидела, сгорбившись, на стуле, и не смотрела на меня.

— Как я понял, Тонику и тогда доставалось, — предположил я.

— Доставалось, — кивнула девушка, — пойми, ты правильно говоришь, здесь мало развлечений, только работа. Все фильмы пересмотрели, во все игры переиграли, что остаётся делать? Подшутить над товарищем, посмотреть, как он переживает, вот и развлечение, целое кино!

А ты, мямля такая, даже слова не мог сказать. Даже сейчас ты смелее, чем был. Но, кажется, лечить тебя придётся!

— Почему?! — вскочил я, — Я же попросил вернуть меня!

— Я поняла, почему ты снял шлем. Какая я дура! — шмыгнула девушка носом. — Тебя просто затравили, и ты решил покончить с собой! Когда ты попросил меня сейчас тебя убить, я поняла, в чём дело!

— Я не самоубийца! — вскочил я на ноги в своей капсуле, — Не надо меня лечить! Меня надо… Ай! — я спрыгнул с постели и бросился в ванную комнату, попросив дверь запереться.

К моему удивлению, дверь заросла. Снаружи забарабанили:

— Тонька, открой, убью!

— Если не больно, открою! — ответил я.

— Ты даже не представляешь, что я с тобой сделаю! — страшным голосом ответили мне из-за двери.

— Поэтому не открою. Помру от голода, или утоплюсь!

— Ты только что говорил, что не самоубийца!

— Выйти к тебе — вот самоубийство! — парировал я. — Не хочу тебя больше видеть!

Домомучительница!

— Я что, такая страшная? — со странным выражением в голосе спросила Васька.

— Ещё какая! — весело ответил я, торжествуя. — При виде тебя у меня все мужские желания пропадают начисто!

— Ну, Тонька! — прошипела Васька, — Ты ещё пожалеешь об этом!

— О чём мне ещё жалеть, садистка? Будешь бить больнее? — я прислушался. Тишина.

— Я сейчас перепрограммирую изолятор, — странным голосом сказала мне девушка, — слишком много свободы ему дали, — я услышал удаляющиеся шаги и попросил дверь открыться.

Осторожно выглянув из-за двери, убедился, что остался один, забрался в свою капсулу, закрыл крышку, и свернулся клубочком. Надоело.

Появилась Васька, прошла в ванную, не найдя там никого, подошла ко мне. Открыла крышку.

— Ну, что с тобой, Тонька?

— Домой хочу, — честно признался я.

— Все хотят. Только после этой планеты нас отправят на другую, потом на третью. Нас никто не ждёт дома.

— Меня ждут, — всхлипнул я. — Ты представляешь, что будет, если Тоник очнётся в моём теле?

— Оставь свои фантазии, — вздохнула Васька. — Так не бывает. Ты просто глотнул избытка кислорода, или каких других газов, вот тебе и мерещится всякая ерунда.

— Я не пойму, зачем ты издеваешься надо мной.

— Я не издеваюсь. Я пытаюсь заставить тебя перестать валять дурака.

— Я не валяю дурака. Я ничего не помню, а ты, вместо того, чтобы помочь мне, избиваешь. Если так пойдёт, я соглашусь стать Тоней, и всё. Делайте со мной всё, что хотите. Хоть убейте.

— Опять ты за своё. Никто тебя не собирается убивать.

— Ты сообщила начальству, что я погиб?

— Что погиб, не сказала, сказала, что ты сделал… Ты хочешь сказать, тебя списали?

— Откуда я знаю? Может, и списали! Теперь меня нет, а ты приведёшь лишнего человека!

— Сообщу, что ты ожил.

— Сообщи. Не думаю, что они обрадуются, если говоришь, что нас там не ждут. Кстати, почему не ждут? Мы что, все сироты? — Васька с удивлением посмотрела на меня.

— Ты серьёзно? — спросила она.

— Что?

— Что ты с другой планеты?

— Наверно, — пожал я плечами, — вообще-то я с Земли, если что.

— Все мы с Земли, — почему-то вздохнула Вася. — Ладно, сейчас принесу тебе твоё дело.

— Что, на бумаге? — удивился я, поднимаясь.

— На бумаге? А, да, отпечатала я, ты же виртуально не умеешь.

Через несколько минут я уже читал личное дело Антона Сопелкина, 13 лет, русского.

Сначала стояла таблица моего генетического кода, затем:

«Антон Сопелкин, был зачат в лаборатории № 754/875 (Луна — 46), лаборанткой Н. П. Леонтьевой в 2235 г. 30 апреля в 9 часов 30 минут по Гринвичу.

Развитие зародышевой клетки нормальное. Переведён в инкубатор через сутки. Приживление к искусственной матке нормальное, снабжение кровью стабильное, развитие по плану. (см. лаб. журнал 235/3004)».