Дэвид Вебер - В ярости рождённая

– Доставьте ее как можно скорее, лейтенант. Скажите диспетчеру, что я ожидаю вас в двенадцатой операционной. Я буду там к вашему прибытию.

***

Оканами и его команда хирургов стояли, окутанные стерилизующим полем, и смотрели на тело, распростертое перед ними. Да не могла она выжить с такими ранениями, черт побери! Но она жила... Медтехническая автоматика латала тонкую кишку, продырявленную в одиннадцати местах, работала над селезенкой, печенью и легкими, пыталась спасти ногу, которая уже после ранения подвергалась недопустимым перегрузкам. Повторные переливания крови... и она жила. Еле-еле. Ее реакции даже ослабли после начала вмешательства – но все же она жила.

Сикорски оказалась права относительно ее системы жизнеобеспечения. У Оканами был много больший опыт, чем у Сикорски, но и он никогда не видел ничего подобного. Эта система начинала, очевидно, как стандартный вариант Корпуса морской пехоты, частично оставаясь таковой и поныне, но остальное... Она включала три отдельные сети нейрорецепторов – не параллельные, а совершенно самостоятельные. Имелся сложный набор усилителей сенсорики. Какая-то сложная нейротехническая сеть покрывала жизненно важные органы. У него не было времени на детальное исследование, но это было подозрительно похоже на невероятно уменьшенный силовой щит, как ни абсурдно это звучит. Щит такого малого размера построить невозможно, а более громоздкие модели, встроенные в боевую броню, стоят двести пятьдесят тысяч кредитов каждый. Если думать о невероятных вещах, можно упомянуть и ее фармакопею. Она включала достаточно анальгетиков, коагуляторов, стимуляторов (большей частью из закрытых списков), чтобы и мертвеца держать на ногах. Плюс к тому сверхсложный генератор эндорфина и по меньшей мере три вещества, о которых Оканами не имел представления. Однако уже экспресс-анализ ее жизненных параметров показал, что выжила она благодаря не фармакопее – даже если бы весь набор веществ был способен на такой подвиг, – потому что он оставался почти нетронутым.

Оканами облегченно вздохнул, когда торакальная и абдоминальная команды закончили операции на грудной клетке и брюшной полости соответственно. Можно было приступить к остеопластике и сконцентрироваться на бедре. Жизненные параметры чуть повысились, давление крови возвращалось к норме. Что-то неясное происходило с показателями мозговой активности. Неудивительно, если после таких потрясений умственная деятельность окажется расстроенной. Но это могло быть и результатом вмешательства все тех же имплантированных рецепторов.

Оканами кивнул женщине-нейрологу. Коммандер Форд начала манипуляции со своими мониторами. Второй рецептор был явно главным узлом. Капитан Оканами наблюдал за мониторами через плечо нейролога, осторожно подключавшей свое оборудование и приступавшей к стандартной тестовой процедуре.

В первое мгновение не было никакой реакции. Абсолютно никакой. Оканами нахмурился. Должна была идти хоть какая-то информация. Хотя бы коды имплантатов. Но не было ничего. И вдруг – завопила сигнализация. Угрожающе заалели предупреждающие сигналы, и глаза пациентки открылись. Они были пусты, как зеленые окна покинутого дома, но энцефалограмма взбесилась. Бедро было все еще вскрыто, поэтому, как только она сделала движение, чтобы подняться, автоматика зафиксировала ногу в неподвижном состоянии. Хирург бросился вперед, намереваясь удержать истощенное тело от нежелательного напряжения, но пациентка ударила его, чуть промахнувшись мимо солнечного сплетения.

Падая на пол, хирург вскрикнул, но крик потонул в вопле новой тревоги, и Оканами побледнел – теперь взбесились мониторы состава крови. Бинарный агент нейротоксин лавинообразно увеличил токсикологические показатели. Их невинная диагностическая попытка вызвала самоубийственную реакцию имплантированных систем.

– Отставить! – крикнул Оканами, но нейролог уже в бешеной спешке щёлкала кнопками за своим пультом. Через мгновение сигналы тревоги пропали, завершившись трелью еще более мощного антитоксина, появившегося после уже полусформировавшегося агента. Женщина с янтарными волосами снова упала на стол, неподвижная, без сознания. Сбитый ею с ног хирург всхлипывал в шоке, его коллеги пораженно переглядывались.

***

– Вам повезло, что Ваш человек выжил, доктор.

Капитан Оканами сердито покосился на чрезмерно подтянутого полковника в черно-зеленой форме морской пехоты, стоявшего рядом и смотревшего на молодую женщину на койке. Медицинская аппаратура наблюдала за ней еще более внимательно, готовая предотвратить неожиданные реакции со стороны якобы беспомощного пациента.

– Коммандер Томсон был бы счастлив это слышать, полковник МакИлени, – прохладно ответил хирург. – Нам понадобилось всего полтора часа, чтобы привести в порядок его диафрагму.

– Ему еще больше повезло. Была бы она в сознании, он бы никогда не узнал, что его ударило – можете записать это на свой счёт.

– Кто она такая? – спросил Оканами. – Это не она была на столе, а чертовы процессоры, которые ею управляли.

– В этом я с вами совершенно согласен. В них есть подпрограммы ухода, отклонения, противодопросные... – Полковник повернулся, чтобы смерить хирурга оценивающим взглядом. – Во флоте вы вряд ли сталкивались с такими, как она.

– В таком случае она из ваших? – Глаза Оканами сузились.

– Близко, но не совсем. Наши часто поддерживают их во время операций. Она принадлежит – принадлежала – к Имперским Кадрам.

– Боже мой, – прошептал Оканами. – Десантник-коммандос?

– Коммандос. Извините, что ушло так много времени, но Кадры не слишком щедры на сведения о своих. Пираты изъяли данные на базе Мэдисон, когда взорвали резиденцию губернатора. Поэтому я запросил файлы Корпуса морской пехоты. Там о ней немного, но я сразу переслал вам всю доступную информацию о ее жизнеобеспечении. Этого, конечно, очень мало, биоданные еще жиже, почти только генетика да радужка. Но я совершенно точно могу вам сказать, что это, – его подбородок указал на женщину на больничной койке, – капитан Алисия ДеФриз.

– ДеФриз? ДеФриз из Шаллингспорта?

– Она самая.

– Уж слишком она молодая... Ей не может быть больше двадцати пяти – тридцати!

– Тридцать один. Ей было двадцать во время Шаллингспортской операции. Она – самый молодой мастер-сержант за всю историю Кадров. Их было двести семьдесят пять. Вернулись только девять. Но они вернулись с освобожденными заложниками.

Оканами пристально вглядывался в бледное лицо на подушке. Овальное, симпатичное, но без особенной красоты. Почти нежное в состоянии покоя.

– Как же она оказалась здесь, на самых задворках вселенной?