Влад Артемьев - Чужой космос: миссия на Элледию (СИ)

Виктор и его солдаты укрылись в развалинах, сдерживая натиск вражеской пехоты и роботов. Серов и остальные солдаты дрались отчаянно, только силы были неравны. Солдаты умирали один за другим, и всюду лилась кровь. Это было подлинное безумие.

К Виктору подбежал молодой рядовой Терри Джексон и что-то в отчаянии орал, но Серов его не слышал. Только спокойствие и присутствие духа у лейтенанта Виктора Серова в тот момент не давали остальным бежать в панике. И Виктор понял: если он хочет хоть кого-то спасти, нужно уходить отсюда. Позади них было сернокислотное озеро протяженностью около десяти километров. Это озеро, разумеется, нельзя было одолеть вплавь, и поэтому самым разумным решением Серов счел прорываться через руины города. Они, конечно, по-прежнему будут находиться под обстрелом сил анархистов, но выбора не оставалось.

Когда совсем близко раздался взрыв, и Виктора обрызгало кровавыми останками младшего сержанта Альваро Домингеса, он приказал отступать. Серов и не догадывался, что к ним и остальным силам Коалиции уже идет помощь.

Они бежали между разрушенными аэростроениями некогда красивого пригорода, а солдаты анархистов продолжали вести по ним стрельбу. И тут Виктор и оставшиеся солдаты попали под обстрел своих же частей, которые шли к ним на помощь и приняли за врага.

В общем, когда Серов и другие добрались до территории, занятой войсками Коалиции, то кроме Виктора в живых остались только десять человек.

Серова вызвали на допрос. В первую очередь его спросили, почему он ослушался приказа и не стал ждать подкрепления. Он долго и подробно все объяснял, но его отправили на станцию «Арахнид-3» до конца расследования. Там Виктора поместили в каюту под арест и отстранили от службы на неопределенное время. Теперь он мог спокойно обдумать и осмыслить все случившееся.

Чем дольше Серов размышлял о недавнем бое, тем сильнее винил себя в случившемся. Ведь получается, двадцать восемь человек из тех, что прорывались вместе с ним тогда через руины, погибли из-за ошибочного решения, решения, которое принял он. Но если бы он не приказал прорываться, не уцелел бы вообще никто. Веский довод и хорошее утешение, однако Виктора не покидало чувство вины. Оно снедало его и он не находил себе места. Серов думал о том, что родителям солдат уже сообщили о гибели их сыновей, и эти мысли были куда хуже, чем перспектива разжалования.

Через два дня Виктор совсем не находил себе места. Он не ел, не пил, и лишь часами мерил шагами свою каюту. Он уже собрался потребовать, чтобы его отдали под трибунал, когда все закончилось. Правда, измученную совесть Серова это не успокоило.

К нему прислали майора из внутренней Службы Расследований. Это была уверенная в себе женщина с внимательными глазами. От ее взгляда, казалось, ничего не могло укрыться. Она сообщила, что следственная комиссия провела тщательное расследование, изучила всю имеющуюся информацию и пришла к выводу, что действия Виктора в том бою были оправданы. Серов поверил в это с трудом. «Принимая во внимание тот факт, — добавила майор, — что между отдельными частями Коалиции связь некоторое время была закодирована шифровальщиками анархистов, то вы приняли единственное правильное в той ситуации решение». Виктор был растерян и находился в смятении. Все разрешилось как нельзя лучше, но это, считал он, не снимало с него ответственности.

Майор велела ему поставить цифровую подпись в базе данных комиссии и поздравила с тем, что теперь с Виктора сняты все обвинения и подозрения. Заметив, что Серов вовсе не рад этому, майор бросила на него проницательный взгляд, и, улыбнувшись, сказала: «Не грызите себя. В том, что произошло, действительно нет вашей вины. Вы поступили правильно и сделали все от себя зависящее. Сейчас вы думаете, что это не так, но со временем поймете, что я права». Она коснулась рукой руки Виктора и покинула каюту. Охрану тут же сняли, и Серов должен был вернуться в расположение своей части. На этом все и закончилось. Вернее, завершилось расследование, потому что все происшедшее оставило рану в душе молодого лейтенанта. Глубокий шрам, который не уберешь с помощью специальных средств.

Первое время после случившегося Виктор пытался избавиться от чувства вины и гнетущих мыслей при помощи эффектраторов, только это не приносило облегчения. Он стал даже подумывать о том, чтобы стереть тяжелые воспоминания, но вина перед погибшими солдатами не позволяла это сделать. Когда Серов представлял, что должны сейчас чувствовать родители солдат, оставшихся на Нефеле, то проклинал себя и жалел, что не погиб там вместе с ними. Он хотел встретиться с кем-нибудь из их отцов и матерей, но так и не нашел в себе ни сил, ни мужества сделать это.

Потом, когда начался новый виток конфронтации Федерации и Альянса, Виктор вызывался идти добровольцем в самые горячие рейды, лишь бы искупить вину перед погибшими солдатами. В те мрачные времена он был бы рад, если бы какой-нибудь солдат Альянса прикончил его. Но этого, к счастью, не случилось.

Шло время и Серов несколько переосмыслил события того дня. Он понял, что майор из СР и в самом деле была права. В общем, можно сказать, что Виктор примирился с собой. Он повзрослел и нашел силы, чтобы справиться с бременем, лежащим на душе. Однако несколько лет после тех событий по ночам его мучили тяжелые сны. Он видел лица всех тех, кто остался на Нефеле, и просыпался в холодном поту...

...Виктор встал и решил проведать Макса Панина, которому Дана Перова и Элира Ормела прирастили биоконечность, сделанную из органических частей, выращенных на специальном устройстве, которое входило в стандартный состав медицинского оборудования Перовой.

Серов поднялся в пентиру, где находился Панин, и взглянул, не спит ли тот. Макс лежал на кровати и разглядывал свою новую конечность, с осторожностью сгибая и разгибая ее.

— Как рука? — спросил Виктор, залезая внутрь.

Панин приподнялся на кровати и отдал честь:

— В порядке, ундент полковник. Срастается.

Серов сел в «кресло»:

— Вольно. Ну-ка, дай взглянуть.

Макс повернул руку к свету, и Виктор оглядел ювелирную работу медиков. Левую руку Панину заменили почти до самого плеча, и она ничем не отличалась от настоящей. Рука была покрыта слоем биокожи, имитирующей плоть. Изучая место сроста, Серов наглядно убедился в медицинских способностях Даны и Элиры.

— Как ощущения? — спросил Виктор.

— Еще не привык, ундент, — улыбнулся Макс. — И пальцы пока почти не двигаются. Но наши врачи сказали, что через день рука уже будет как родная. И силы тогда прибавится.

Снаружи послышался голос Щербакова: «Кто-нибудь видел полковника?»

— Отдыхай, боец, и поправляйся. — Серов поднялся с кровати и вылез из пентиры.