Джек Вэнс - Зов странствий. Лурулу (ЛП)

Кьюрег воспринял вопрос всерьез: «Простого ответа нет. Первоначально паломничество было своего рода вызовом, принять который требовало мое самоуважение. Затем, через три-четыре дня, мое отношение к происходящему стало изменяться. Вызов постепенно потерял значение, я о нем забыл. Вместо этого я стал наблюдать, слушать и осязать со все возрастающей чувствительностью. Для меня становились все ярче и яснее детали, текстуры, нюансы. Однажды утром меня осенило прозрение. Я увидел в кустах у дороги большой черный валун. Я тут же остановился и обратился к нему: «Камень! Я тебя вижу, а ты меня не видишь. Почему? Потому что я способен чувствовать и сознавать свои чувства, а ты — нет! Почему это так? Все очень просто! Потому что я жив, а ты мертв»».

«Любопытно! — воскликнул Винго. — В вашей истории несомненно есть вдохновляющий элемент, хотя, казалось бы, взывать к камню — довольно-таки бесполезное занятие».

«По меньшей мере оно никому не причиняет вреда, — Кьюрег встал из-за стола. — Благодарю вас, я очень приятно провел время. Ваши пирожные и печенье безупречны». Вежливо кивнув, эпикуреец вышел из камбуза.

Винго остался за столом, прихлебывая чай и размышляя обо всем, что услышал.

5

Полет продолжался без нежелательных инцидентов. Пилигримы коротали время, изучая священные тексты, обсуждали духовные доктрины и часами рубились в карты на гроши — Шватцендейла к карточному столу больше не подпускали: игроки все еще горько переживали разгром, нанесенный им судовым механиком. Кьюрег, как всегда, безразлично держался в стороне, не участвуя в утренних собеседованиях и пресекая любые попытки Полоскуна вовлечь его в теологический диспут.

Команда «Гликки» выполняла повседневные обязанности, хотя теперь Винго проводил много времени, размышляя о планете Кирил и о том, чтó он узнал про кругохождение по ее всемирному континенту. Мало-помалу он начинал понимать представление Кьюрега о паломничестве как о метафорическом символе гораздо более значимого события. «Все это замечательно, — думал Винго, — но как насчет самих пилигримов? Какие побуждения заставили их пуститься в тягостный и мучительный поход? Причины, шутливо упомянутые Кьюрегом, нельзя принимать за чистую монету. А тогда, чтó ими движет?» Подвергнув этот вопрос глубокому анализу, Винго пришел к тому выводу, что фактической подспудной причиной массового паломничества был инстинкт — подобный тому, который заставлял многотысячные полчища леммингов Древней Земли бросаться в море. Такую причину, по мнению Винго, нельзя было считать существенной или поучительной, но она была вполне реальным — даже если подсознательным — стремлением доказать свою жизнеспособность посредством прохождения отчаянного испытания физической и духовной стойкости.

Сосредоточение на вопросе о побуждениях паломников повлияло на поведение стюарда больше, чем он сам осознавал. Его кипучий, жизнерадостный темперамент теперь проявлялся гораздо реже, его словоохотливость превратилась в склонность к рассеянному бормотанию. Эти изменения не могли не привлечь внимание его коллег, и в конце концов Шватцендейл, усевшись напротив Винго за столом в камбузе, поставил вопрос ребром. Винго уклонялся от прямого ответа, но механик настаивал, и стюарду пришлось подробно изложить содержание его беседы с Кьюрегом. Отчитавшись без утайки, он прибавил: «Несмотря на его манеры, которые никак нельзя назвать располагающими к дружескому общению, Кьюрег — очень интересный и сложный человек, заслуживший высокую репутацию мудреца, а также эпикуреец, циник и, в глубине души — что почти невероятно! — искатель приключений и романтик».

«Странно! — заметил Шватцендейл. — Он производит впечатление человека умеренного, уставшего от людей и довольно-таки высокомерно относящегося к простым радостям жизни».

«Это всего лишь маска, — отозвался Винго. — Кьюрег тщательно имитирует презрительное отчуждение, чтобы исключить всякую возможность амикошонства. Фактически под этой маской скрывается проницательная чувствительность. Когда он соглашается наконец говорить откровенно, его наблюдения весьма поучительны. Теперь я понимаю истинную сущность Кирила и условия, с которыми сталкиваются пилигримы, совершающие «великое кругохождение». Они проделывают трудный путь, не лишенный, однако, своеобразия — и нередко сталкиваются с неожиданностями, а те, кому удается вернуться наконец в Бесовскую Высадку, ощущают торжество свершения, служащее достаточным возмещением тягот, перенесенных во время «кругохождения»».

Поразмышляв, Шватцендейл недовольно крякнул: «Если этот момент облегчения — единственная награда за мученичество, в чем смысл паломничества? Идея «кругохождения» на Кириле не должна была бы привлекать никого, кроме свихнувшихся фанатиков и самобичевателей».

«Нет-нет! — воскликнул Винго. — Паломничество объясняется подсознательными побуждениями, которые, должен признаться, трудно выразить словами».

«Не вижу здесь никаких затруднений или сложностей, — упорствовал Шватцендейл. — Их паломничество — совершенно бесполезная затрата времени, денег и сил, их путь ведет ниоткуда в никуда. Уровень их умственного развития невозможно сформулировать, не прибегая к вульгарным выражениям».

Винго выдавил терпеливую улыбку: «Паломничеству присущи непонятные тебе аспекты! Да, ими движут подсознательные стимулы, но это исключительно мощные и чрезвычайно важные стимулы! Великая «круговерть» — калибр, которым паломник измеряет личное достоинство. Возвращаясь с востока в Бесовскую Высадку, он испытывает восторг, граничащий с ощущением собственного величия!»

«И его можно понять, — обронил Шватцендейл. — У него наконец появляется возможность отдохнуть после утомительной ходьбы».

Все еще улыбаясь, Винго покачал головой: «Кьюрег уже завершил одно «кругохождение». Он нашел в паломничестве аспекты не поддающейся пониманию глубины — по меньшей мере, не поддающиеся моему пониманию, хотя я намерен серьезно их рассмотреть».

«Дорогой мой, этот очковтиратель тебя загипнотизировал, — Шватцендейл встал. — Очевидно, мне придется обменяться с ним парой слов».

Улыбка Винго стала насмешливой: «Посмотрим, кто из вас окажется в большем замешательстве».

«Несмотря на всю его эрудицию, — парировал Шватцендейл, — Кьюрегу все еще приходится надевать штаны по утрам». Механик вышел из камбуза — Винго сначала вздохнул, потом задумался.

Шватцендейл отыскал философа, пребывавшего в относительно общительном настроении. Будучи не прочь поболтать на досуге, тот представился не только как ученый, искатель приключений и эпикуреец, но и в качестве изобретательного финансиста, ожидающего возможности заключения нескольких прибыльных сделок в Бесовской Высадке. Отвечая на вопросы Шватцендейла, Кьюрег предоставил сведения о паломничестве, которые заинтриговали механика, хотя показались ему отчасти обескураживающими и даже устрашающими.