Ким Робинсон - Красный Марс

— Хармахис, Мангала, Ниргал, Окакух! Хармахис, Мангала, Ниргал, Окакух! — повторяя снова и снова, украшая интонацией названия Марса на разных языках. Им помогали музыканты, игравшие на всевозможных инструментах, и вскоре уже запели все, кто находился под шатром, — и всё наполнилось их песней. Затем суфисты начали кружиться, и в толпе образовались небольшие группки танцующих.

— Хотя бы теперь ты останешься со мной на связи? — спросил Джон и пристально посмотрел на Хироко. — Это ты мне позволишь?

— Да.

Они вернулись в верхний шатер, и затем вся группа присоединилась к празднику, спустившись на общую вечеринку. Джон медленно пробрался к суфистам и начал вращаться, как они его учили, чем вызвал одобрительные возгласы в свой адрес. А когда он кружился так сильно, что падал на зрителей, те подхватывали его. После одного из падений ему помог подняться узколицый мужчина с дредами — тот самый, который приходил той ночью в его марсоход.

— Койот! — воскликнул Джон.

— Это я, — признался мужчина, и у Джона от его голоса по спине пробежал холодок. — Но не нужно поднимать тревогу.

Он предложил Джону флягу, и после некоторого колебания тот принял ее и отпил. «Удача помогает смелым», — подумал он. Судя по всему, там оказалась текила.

— Койот! — он попытался перекричать музыку, которую теперь исполняла группа с магниевыми барабанами.

Мужчина широко улыбнулся и кратко кивнул, взял флягу обратно и выпил.

— Касэй с тобой?

— Нет. Он не любит этот метеор, — сообщил он, дружески похлопав Джона по плечу, и двинулся в круговорот толпы. Обернувшись, Койот крикнул: — Веселись! Джон следил, как он исчезает среди лиц, чувствуя, как текила обжигает желудок. Суфисты, Хироко, теперь еще и Койот — встреча получилась что надо. Он увидел Майю и поспешил к ней; положил руку ей на плечо, и они пошли по шатрам и соединяющим помещения туннелям, и люди пили за их здоровье, когда они проходили мимо. Полужесткие перекрытия между шатрами мягко покачивались вверх-вниз.

Обратный отсчет достиг двух минут, и многие поднялись под верхние шатры, чтобы прижаться там к прозрачным стенам южной дуги. Предполагалось, что ледяной астероид быстро сгорит, так как подлетит по довольно крутой траектории. Вчетверо меньше Фобоса, он будет превращаться в пар, а затем, когда станет совсем горячим, разлетится на молекулы кислорода и водорода. И все это произойдет за несколько минут. И никто не знал наверняка, как это будет выглядеть.

Так они и стояли, кое-кто продолжал распевать имена планеты снова и снова. Все больше людей начинали отсчитывать последние секунды вслух, и, когда осталось отсчитать последние десять, они сделали это громко, с усилием, будто были астронавтами. Когда прогрохотало последнее — «ноль!», в следующие три мгновения они затаили дыхание, их сердца стучали, но ничего не происходило. А затем над юго-западным горизонтом в атмосферу ворвался белый шар с горящим хвостом из белого огня. Огромный, как гобелен из Байё [73] Знаменитый средневековый гобелен, вышитый на льняном полотне длиной около 68 метров и высотой около 50. , он был ярче всех лун, зеркал и звезд, вместе взятых. Пылающий лед, тянущийся по небу, белое на черном, проносящийся быстро и низко, — так низко, что теперь он находился не выше их, сидящих на Олимпе, и что они уже видели, как от него откалывались белые глыбы и опадали, будто гигантские искры. Затем, где-то в середине атмосферы он развалился на части, и раскаленные языки пламени обрушились на востоке, рассыпавшись крупной дробью. Все звезды вдруг содрогнулись — раздался звуковой хлопок, ударив по шатрам и содрогнув их. Затем последовал еще один хлопок, и в следующее мгновение дико затряслись куски фосфора, срываясь в небо и исчезая над юго-восточным горизонтом. Их огненные хвосты протянулись за ними до самой поверхности, где и исчезли, после чего вновь стало темно, а ночное небо приняло вид, будто ничего не случилось. Лишь звезды продолжали мерцать во тьме.

Они так этого задали, но реальное действие заняло всего три-четыре минуты. Участники празднества следили за ним в основном молча, но, когда астероид раскололся, многие не смогли сдержать возгласов, как во время салюта; то же повторилось и при обоих звуковых хлопках. Теперь, когда вернулась тьма, повисло молчание, и люди остались стоять на местах. Что оставалось делать после такого эффектного зрелища?

И тут Хироко пробралась по шатрам к тому, в котором стояли Джон, Майя, Надя и Аркадий. По пути она негромко пела, но ее голос разносился по каждому шатру, что она проходила:

— Аль-Кахира, Арес, Барам, Касэй, Маадим, Маджа, Мамерс, Мангала, Моурт, Ниргал, Окакух, Хармахис, Храд, Хуо Синь, Шал батану, Симуд и Тйу.

Она протиснулась сквозь толпу и встала прямо перед Джоном, лицом к нему, схватила его правую руку, подняла вверх и вдруг воскликнула:

— Джон Бун! Джон Бун!

Затем все стали его приветствовать и закричали: «Бун! Бун! Бун! Бун!», другие же скандировали: «Марс! Марс! Марс!»

Лицо Джона вспыхнуло, как метеор, а сам он был ошеломлен так, будто какой-то кусок угодил ему в голову. Его старые друзья засмеялись над ним, а Аркадий, изображая то, что ему казалось американским акцентом, завел: «Речь! Речь! Речь! Ре-е-ечь!» Скандирование тут же подхватили остальные.

Через некоторое время шум умолк, и они выжидающе взглянули на Джона, давясь от смеха при виде изумления на его лице. Хироко отпустила его руку, и он обреченно поднял вторую — теперь он держал их обе над головой, разведя пальцы в стороны.

— Что я могу сказать, друзья?! — воскликнул он. — Вы сами все видели, это невозможно описать словами. Для этого нужно придумать новые слова.

Его кровь бурлила от адреналина, текилы, омегендорфа и радости, и слова против его воли полились из него, как уже случалось с ним множество раз.

— Смотрите, — возвестил он, — вот мы и здесь, на Марсе!

Раздался смех множества людей, и Джон продолжил:

Это наш дар — огромный дар, причина, по которой мы все должны посвятить свои жизни тому, чтобы цикл продолжался, как в эко-экономике, где то, что вы берете от системы, должно быть уравновешено тем, что вы ей отдаете, — уравновешено или превышено, чтобы создать антиэнтропический подъем, который отличает все созидательное и особенно этот шаг к новому миру, месту, где нет ни природы, ни культуры, к превращению планеты в новый мир, а затем и в наш дом. Сейчас мы все знаем, что разные люди имеют разные причины находиться здесь, и, что не менее важно, люди, отправившие нас сюда, также имели разные на то причины, а теперь мы начинаем понимать, что эти различия приводят к конфликтам, на горизонте надвигаются бури, летают метеоры тревог, некоторые из них скорее убьют нас, чем пролетят над головой, как эта вспышка белого льда!