Аластер Рейнольдс - Звездный лед

Они, насколько различалось в тусклом свете выхлопов, еще шли надо льдом. Карта показывала, что впереди – истончавшаяся, нестабильная кромка ледовой шапки. И зависла она над ошеломляющими пиками и каньонами спиканской машинерии. Гравитационные завихрения от нее тут ощущались сильнее – потому ледовая корка и слетела. Аппарат трясло и кидало, словно авиалайнер, попавший в скверную турбулентность, когда даже напитки разносить перестают.

Возможно, существовала и траектория глаже, спокойнее – но ее посчитали слишком затратной по горючему. Топливо оставалось проблемой, и каждый его грамм учитывался с бюрократической скрупулезностью. Пилотов строго отчитывали, если на полет уходило больше топлива, чем предсказывало моделирование.

Еще раз тряхнуло – и лед внизу кончился. Светлана вовремя оглянулась и успела увидеть расколотую, зазубренную серо-голубую стену, исчезающую вдали. Основание ее загромождали глыбы, напоминавшие айсберги, рассыпанные среди огромных прямоугольных конструкций. «Мститель» летел теперь над сюрреалистическим пейзажем из диковинных механизмов размером с горы, и ощущение скорости терялось – глазу было не за что зацепиться среди расплывчатой и невероятно сложной сети конструкций. На мгновение даже показалось, что они просто зависли, стоят на месте. У Светланы перехватило дыхание. Как всегда.

Ощущение словно от ночного полета над мегаполисом, только масштаб увеличен в сотни раз. Но, как ни странно, голова и не думала кружиться. Нечто подобное Светлана чувствовала, плавая над обширными коралловыми рифами или когда оказывалась вдруг за кромкой континентального шельфа.

По фотографиям Януса, сделанным после его отбытия с орбиты Сатурна, можно было заключить, что спиканские машины люминесцировали прерывисто и слабо. На деле все оказалось сложней. При ближайшем рассмотрении машины выглядели абсолютно черными, но многие из них были покрыты испускающими свет структурами: цветные, похожие на окна панели, переходящие без каких либо стыков в черную поверхность.

Пока все согласились с тем, что окна эти формируют некую символическую систему, возможно языковую. Предварительное изучение обнаружило сто пятьдесят пять различных форм, каждая – из пяти-шести прямоугольных конструкций, состыкованных на манер домино. Большинство оконных форм повторялось тысячи раз на всех наружных поверхностях, хотя парочка попадалась с интригующей редкостью. Одну форму – простую, напоминающую букву «Т», заметили лишь однажды. Фанатика лингвистики Джейка Гомберга посадили разгадывать смысл спиканских иероглифов. Удивительно, что, несмотря на диаметральную противоположность темпераментов, сварливый Гомберг и тихая, похожая на мышку Кристина Офрия стали партнерами в этом деле и полюбили друг друга. Они превратились в официальную пару, благословленную на союз Внутренним советом. А их дочь Ханна, рожденная через год, стала первым появившимся на Янусе ребенком. К году она уже показывала фантастическую способность к языкам.

Но за два года трудов ее родители не приблизились к разгадке ни на йоту. Они не знали, как расценивать периодическую смену окраски окон либо внезапное их отключение. Может, они принципиально важны для понимания языка спикан, а может – сущий пустяк вроде мерцания перегорающей люминесцентной лампы.

В глубине души Светлана радовалась отсутствию прогресса в изучении спиканского языка. А вдруг расшифрованное послание окажется убийственно разочаровывающим для них? Настроение в маленькой общине и так не самое лучшее.

«Космический мститель» опустился, пошел ниже верхушек шпилей, пролетел над чем-то похожим на извилистую реку лавы, петляющую между огромными блоками аппаратуры. Светлана присмотрелась, выжидая. Рано или поздно там появится транспорт. А, вот и он: быстро движущийся клубок машин, скользящий бугор на поверхности лавы.

Потоки ее испещряли Янус от полюса до полюса. Тысячи отдельных «рек» со сложно устроенными пересечениями, похожими сверху на лист клевера. Потоки уходили в недра машин, утыкались в стены, раскрывающиеся за микросекунду до прохождения транспорта и закрывающиеся микросекунду спустя.

Ник Тэйл с командой провели много времени, изучая потоки лавы. Тщательные наблюдения показали, что транспорт выходил из пяти различных «фабрик», разбросанных по Янусу. Подвешенные в силовом поле, к «фабрикам» плыли упорядоченные куски материала. Из «фабрик» обычно плыло нечто вроде шлака, груды бесформенного лома, раньше, наверное, бывшего деталями. Однажды, в самом начале первого года, сейсмографы зарегистрировали мощное сотрясение в недрах Януса. Вибрация сильно дернула «Хохлатый пингвин», едва не повалив его. Наблюдения флаеров, находящихся в «зоне разрежения», показали, что за следующую неделю ускорение упало до трех g . Тогда и усилилось движение транспорта. Таким оживленным оно не было ни до того, ни после. Из трех мест поблизости от устройства, прозванного «распределительной коробкой», появилась масса обломков. «Фабрики» ответили производством невероятного количества новых деталей. Непрерывный поток транспорта привел к настоящим пробкам, что позволило изучить машины вблизи.

В конце недели Янус вернулся к прежнему ускорению, будто не случилось ничего особенного. Но было ясно – в недрах спутника произошла авария, возможно – катастрофическая. Спутник притормозил, сконцентрировался на ремонте, починил себя.

Для людей это было и хорошо, и не слишком.

Они узнали, что Янус не идеален. Он может ломаться, но способен и починить себя. С другой стороны, эффективность и быстрота ремонта пугали. До того были разговоры про саботаж: ведь можно швырнуть в инопланетный двигатель что-то вроде гаечного ключа. Например, ядерный заряд. После саморемонта такие мечтания показались по-детски наивными, как попытки остановить бульдозер перышком.

Транспорт опередил шаттл и нырнул в отвесную глухую стену пирамидального строения. «Мститель» летел над уходящим лавовым потоком еще километров пять, дернувшись в сторону, чтобы уклониться от области больших гравитационных флуктуаций. Судно пронеслось под освещенным трубопроводом либо мостом, затем – крайне рискованно – меж стенами каньона, испещренными иероглифами-«окнами».

Прямо впереди лежала Пасть.

К ней со всех сторон сходились потоки лавы, обрушиваясь за карниз, к раскаленному багровому сердцу Януса. Хотя «поверхность», где стояла спиканская аппаратура, иногда опускалась на двадцать километров ниже среднего уровня, Пасть была единственным входом в недра. Всего двести метров в поперечнике, скрытая нависающими конструкциями, она оставалась незамеченной до посадки «Хохлатого пингвина».