Аластер Рейнольдс - Звездный лед

– Ты имеешь в виду, скафандр из будущего? – спросил Перри.

– Уж прости, если ошарашу тебя новостью, но мы уже в чертовом будущем, – ответила Надис, все еще держа шлем около уха. – А если точнее, на двести шестьдесят лет. Наверное, не стоит слишком уж удивляться, если мы там и сям наткнемся на куски этого самого будущего. Мы можем обманывать себя, считая, будто сейчас две тысячи семидесятый год, но ведь все понимают: это большая ложь, выдуманная для того, чтобы мы не пошли по дорожке Боба Англесса.

– Пожалуйста, подтвердите, что английский – ваш предпочтительный язык, – произнес равнодушно шлем.

Надис чуть не выпустила его.

– Ага! – воскликнула она, улыбаясь смущенно и радостно.

– Пожалуйста, подтвердите, что английский – ваш предпочтительный язык, – произнес шлем уже настойчивей.

– Думаю, тебе следует ответить этой штуке, – заметила Светлана.

– Да, – сказала Надис внутрь шлема. – Английский, мой… э-э, предпочтительный язык.

– Язык предпочтения переключен с тайского на английский. Чтобы переключиться назад либо выбрать иную языковую базу, пожалуйста, выберите опции в меню либо обеспечьте статистически достаточный набор образцов.

– Он слушал нас, ожидая, что мы скажем что-нибудь на тайском, – предположил Перри. – Когда мы не сказали, он определил наше желание из слов Надис.

– Но почему так долго определял? – удивилась Надис. – Она все еще, глупо улыбаясь, глядела на шлем. – Наверняка ему требуется большой объем языковой информации, чтобы выудить нужные данные. Это и имелось в виду под «статистически достаточным набором образцов».

– Значит, он знает английский. Это я понимаю, – заметил Эксфорд. – Но тайский? С какой стати кому-то вписывать тайский язык в космический скафандр?

– Погоди-ка, – попросила Света, лукаво улыбаясь. – Дай-ка мне шлем.

Надис кинула. Шлем описал медленную пологую арку. Светлана с легкостью поймала его и начала говорить в него что-то гортанно звучащее, похоже восточноевропейское, сперва запинаясь, но затем все быстрее и увереннее.

– Что это за чертов язык? – спросила Надис у Перри.

– Армянский. По крайней мере, мне так кажется.

Шлем заговорил со Светланой. Та замерла, открыв от удивления рот.

– Надо же, отвечает! Я этот диалект не слышала раньше никогда, но звучит он вполне связно и осмысленно. И говорит скафандр лучше меня. – Она покачала головой. – Невероятно! Эта чертова штука говорит по-армянски! Сколько же в него забито языков?

– Не знаю, – ответил Перри. – Отчего бы тебе не спросить у него?

Они заставили шлем переключиться на английский. Светлана встала, держа его у подбородка, точно суповую миску.

– Э-э… могу я тебя спросить кое о чем? Ты же скафандр?

– Да, я – космический скафандр универсального применения.

– Кто тебя сделал? Где сделал? Когда тебя собрали? – выпалила Светлана.

Скафандр молчал не более секунды.

– Я универсальный скафандр серии «Чакри-пять». Меня собрали в производственном комплексе компании «Канчанабури», Новый Дальний Бангкок, Тритон. Зарождение началось в пятнадцать, двенадцать, тридцать четыре по Гринвичу, двадцать седьмого июля две тысячи сто тридцать четвертого. Созревание завершилось ноль четыре, двадцать два, одиннадцать по Гринвичу девятого августа две тысячи сто тридцать четвертого.

– Две тысячи сто тридцать четвертого… это год? – уточнила Света.

Скафандр не ответил.

– А что случилось после твоего созревания? – спросила Света уже не так уверенно, как раньше. – Кто владел тобой? И как ты попал сюда?

– После двух месяцев адаптивной тренировки с людьми меня посчитали пригодным к работе в космосе. Пятнадцатого октября две тысячи сто тридцать четвертого года я стал собственностью корпорации «Сурин». Третьего февраля две тысячи сто тридцать пятого года меня доставили на космический корабль «Спирит хаус», принадлежащий корпорации «Сурин», в числе партии из тридцати скафандров серии «Чакри-пять». Я остаюсь собственностью корпорации «Сурин индастриз». Поскольку я не содержу пригодных к использованию отдельных частей, меня следует вернуть на производственный комплекс «Канчанабури» для ремонта и усовершенствования. – Скафандр запнулся на мгновение, затем продолжил: – Поскольку я не могу установить свои координаты по навигационным маякам, инерциальному векторному отслеживателю курса либо по архиву памяти, я не могу сказать, как я попал сюда, – где бы это «сюда» ни находилось.

– Значит, ты потерялся, – заключила Светлана.

– Пожалуйста, помогите мне внести уточнения в файл записи местоположения. На данный момент мне не требуется высокой точности. Сообщите мои координаты в любом из следующих допустимых форматах данных…

– Это подождет, – прервала его Света. – Нам нужно, чтобы ты сделал кое-что для нас. Ты еще понимаешь меня?

– Да, – ответил он с легкой ноткой раздражения в голосе.

– Тогда раскройся, чтобы мы могли добраться до человека внутри тебя.

– Вы просите меня освободить вас?

Светлана глянула на остальных. Перри кивнул. Похоже, шлем не понимал, что разговаривающий с ним человек не находится внутри нижней части скафандра.

– Да, – подтвердила Светлана. – Давай освобождай меня.

– Мои сенсоры указывают, что шлем отсоединен, а окружающая среда вполне дружественна. Однако присутствует небольшая, но значимая вероятность ошибочности этих наблюдений. Если я выпущу вас, вы можете пострадать либо погибнуть. Вы готовы принять этот риск?

– Да. Откройся. Выпусти меня.

– Вы хотите, чтобы я спросила это снова в аналогичных обстоятельствах?

– Просто откройся!

– Пожалуйста, немного подождите. Учтите: любой изданный вами резкий отрывистый звук будет истолкован как желание отменить процедуру открытия. То есть, если вы не хотите отменить процедуру, воздержитесь от издания каких-либо резких звуков в течение следующих десяти секунд. Я открываюсь.

Перри отступил на шаг. Скафандр раскрылся неожиданным образом: спереди на кольце-креплении шлема появилась трещина, стала расширяться, удлиняться, достигла нагрудника, пошла вбок, на левую сторону нагрудника, нырнула под него, протянулась до паха. Верхние половинки разошлись и осели, асимметричная выпуклость нагрудника осталась справа. Чисхолм оказался нагим: ни внутреннего слоя одежды, ни наклеек с датчиками биомониторинга. Перри с Надис высвободили его руки из рукавов и выволокли из нижней части скафандра. Несмотря на то что тот плотно обтягивал тело, ноги выскользнули без труда. Тело Джима было бледным, совершенно безволосым – даже в области гениталий, – без каких-либо шрамов и пятен, неизбежных, когда проводишь большую часть жизни в космосе. Сплошь сухие мышцы, жира так мало, что кожа обтягивает ребра. Джим умер в возрасте пятидесяти двух лет, но это тело принадлежало двадцатилетнему юноше.