Иэн Бэнкс - Выбор оружия. Последнее слово техники (сборник)

– А я ничего не чувствую, – солгал Элетиомель.

Банкетный зал, где в этот вечер трапезничали и пили вино заезжие военные – полковник со своим штабом, – выходил в парк со стороны фасада. Озеро с каменной лодкой было по другую сторону.

– Мы только прогуляемся вокруг озерца, сержант, – сказал Чераденин охраннику, остановившему их на щебенчатой тропинке, по пути к каменному кораблю.

Сержант кивнул и посоветовал торопиться – скоро будет темно. Они проскользнули в корабль. Винтовка лежала там, где ее спрятал Чераденин, – под каменной скамейкой на верхней палубе.

Поднимая винтовку с палубы, выложенной плиткой, Элетиомель задел стволом за кромку скамейки.

Раздалось клацанье, магазин отсоединился и упал. Потом послышался звук разжимающейся пружины, и по камням, позвякивая, посыпались пули.

– Идиот, – бросил Чераденин.

– Заткнись!

– Не надо, – сказала Ливуета, затем нагнулась и начала поднимать пули.

– Давайте вернемся, – прошептала Даркенс. – Мне страшно.

– Не бойся, – приободрил ее Чераденин, похлопав по руке. – Давай искать. Нужно найти все пули.

Они нашли пули, отерли их и засунули назад в магазин: казалось, на это ушло сто лет. Но не было уверенности, что все пули найдены. Когда они подсоединили наконец магазин, почти совсем стемнело.

– Слишком темно, – сказала Ливуета.

Они сидели на корточках у борта, глядя через озеро на дом. Элетиомель держал винтовку.

– Нет, – заявил он. – Еще видно!

– Ничего толком не видно, – сказал Чераденин.

– Давайте отложим до завтра, – предложила Ливуета.

– Они нас скоро хватятся, – прошептал Чераденин. – У нас нет времени!

– Нет! – отрезал Элетиомель, глядя на охранника, который прохаживался у конца мощеной дорожки; Ливуета тоже посмотрела туда: это был сержант, с которым они недавно говорили.

– Не валяй дурака! – сказал Чераденин и, протянув руку, схватил винтовку. Элетиомель потянул оружие на себя.

– Она моя. Не трогай.

– Ничего не твоя! – прошипел Чераденин. – Наша. Она принадлежит нашей семье, а не твоей!

И он ухватил винтовку обеими руками. Элетиомель снова потянул ее в свою сторону.

– Прекратите! – велела Даркенс тоненьким голоском.

– Не будьте вы такими… – начала было Ливуета, затем повернула голову в ту сторону, откуда вроде бы донесся какой-то шум.

– Давай сюда!

– Отпусти!

– Да прекратите же, пожалуйста, прекратите. Давайте вернемся домой, пожалуйста…

Ливуета не слышала их: во рту у нее пересохло, она смотрела поверх каменного фальшборта широко раскрытыми глазами. Одетый в черное человек поднял винтовку, уроненную охранником-сержантом. Сам сержант лежал на гравийной дорожке. Незнакомец держал что-то, сверкнувшее в свете, который лился из окна. Потом он столкнул неподвижное тело сержанта в озеро.

У Ливуеты перехватило дыхание, и она присела.

– Ти… – сказала она.

Мальчишки продолжали возню с винтовкой.

– Ти…

– Мое!

– Отпусти!

– Тише! – прошипела она и стукнула обоих по лбам. Мальчики уставились на нее. – Кто-то убил сержанта. Вон там.

– Что?

Чераденин и Элетиомель подняли голову и стали глядеть поверх борта. Винтовка так и осталась у Элетиомеля.

Даркенс присела и заплакала.

– Где?

– Вон там. Вон его тело! В воде!

– Вижу, – сказал Элетиомель протяжным шепотом. – А кто?…

И тут они втроем увидели темный силуэт – кто-то пробирался к дому, держась в тени кустов, что окаймляли дорожку. Еще с десяток человек – сгустки темноты – двигались вдоль озера по узкой, поросшей травой тропинке.

– Террористы! – возбужденно сказал Элетиомель. Они втроем нырнули за борт, где бесшумно рыдала Даркенс.

– Нужно предупредить всех в доме, – сказала Ливуета. – Стрельни из ружья.

– Сначала сними глушитель.

Элетиомель вцепился в глушитель на конце ствола.

– Его заело!

– Дай я попробую.

Попробовали все втроем.

– Все равно стреляй, – велел Чераденин.

– Да! – прошептал Элетиомель, встряхнул винтовку и взвесил ее в руке. – Да.

Он присел, положил винтовку на каменный фальшборт и стал целиться.

– Осторожнее, – предупредила Ливуета.

Элетиомель навел винтовку на группу людей, что пересекали тропинку, направляясь к дому, и нажал на спусковой крючок.

Винтовка словно взорвалась. Вся палуба каменного корабля осветилась. Звук был оглушительным. Элетиомеля отбросило назад, но винтовка продолжала стрелять; трассирующие пули пронзали черное небо. Он рухнул на скамью. Даркенс взвизгнула так громко, как могла, и подпрыгнула. Послышались звуки выстрелов где-то рядом с домом.

– Дарк, пригнись! – вскрикнула Ливуета.

Над каменным кораблем вспыхивали световые линии.

Даркенс стояла и визжала, а потом бросилась к лестнице. Элетиомель потряс головой и поднял взгляд, когда девочка пробегала мимо него. Ливуета попыталась ее схватить, но промахнулась. Чераденин попробовал опрокинуть ее.

Светящиеся линии снижались, откалывали куски камня вокруг них, поднимали облачка пыли, а Даркенс, крича и спотыкаясь, продвигалась к лестнице.

Пуля вошла ей в бедро. Чераденин, Ливуета и Элетиомель довольно отчетливо услышали, несмотря на стрельбу, свист той самой пули и вопль девочки.

Его тоже задело, хотя в тот момент он не знал этого.

Атаку на дом отбили. Даркенс выжила. Она чуть не умерла от потери крови и болевого шока, но все же выжила. Лучшие хирурги восстанавливали ее тазовый сустав, раздробленный пулей на десяток больших частей и сотни осколков.

Куски костей проникли в тело Даркенс – их нашли в ногах, в одной руке, во внутренних органах. Один даже застрял в подбородке. Армейские хирурги хорошо разбирались в такого рода ранениях. У них имелись время (война тогда еще не началась) и стимул (отец девочки был очень важной персоной), чтобы сделать все возможное. Но все же ходила она с трудом – по крайней мере, до совершеннолетия.

Один из осколков вылетел за пределы ее тела и проник в тело Чераденина. Чуть выше сердца.

Армейские хирурги решили, что извлекать его слишком опасно, и сказали, что со временем организм сам отторгнет инородное тело.

Но этого так и не случилось.

Он снова начал свой путь вокруг лужицы.

Кальдера! Вот оно, нужное слово, нужный термин.

(Такие сигналы были важны, и он получил тот, на который надеялся.)

«Победа! – сказал он себе, продолжая ползти, откидывая со своего пути остатки птичьего помета и извиняясь перед насекомыми. – Все будет хорошо».

Теперь он знал это – и еще он знал: в конце концов ты непременно выигрываешь, и даже если ты проиграл, никогда нельзя знать наперед, было только одно сражение, и он все равно оказался в центре этой дурацкой истории, а слово было – «кальдера», а еще было слово «Закалве», а еще – «Стаберинде» и…