Иэн Бэнкс - Выбор оружия. Последнее слово техники (сборник)

– Даже если это и так, командиры будут двигаться осторожнее, зная, что коммуникации перерезаны. Они рассудительные ребята. Но я уверен, что у противника никогда не было больших запасов. Они, видимо, считают, что это у вас есть большие запасы, а им после наступления пришлось недавно пополнять свои… уж вы мне поверьте. Они могут немного запаниковать, если налет на нефтеперегонный завод удастся, как я на это надеюсь.

Вид у Напоэреа был удрученным. Великий жрец потирал подбородок, безнадежно глядя на карты.

– Все это выглядит полной… – начал он, – полной… авантюрой .

Великий жрец вложил в это слово столько отвращения и презрения, что при других обстоятельствах это показалось бы забавным.

Под большим давлением великие жрецы уступили и согласились отдать врагу свою драгоценную провинцию со множеством религиозных объектов. Согласились они и на массированную бомбардировку нефтеперегонного завода.

Он посетил отступающих солдат и основные аэродромы, с которых должны были подняться в воздух бомбардировщики, а потом, взяв грузовик, несколько дней проверял оборонительные сооружения в горах. Он обнаружил долину с дамбой, которая могла стать эффективной ловушкой, если бы имперская армия решилась войти туда (он вспомнил бетонный остров, сопливую девушку и стул). Переезжая из форта в форт, он видел сотню, а то и больше самолетов, с жужжанием пролетавших над мирными – пока еще – полями. Под крыльями у них висели бомбы.

Налет на нефтеперегонный завод обошелся дорого: почти половина самолетов не вернулась на аэродромы. Но наступление имперской армии на следующий день замедлилось. Он надеялся, что та прекратит свое продвижение не сразу – ее снабжение не шло напрямую с разрушенного завода, и можно было продвигаться еще около недели. Но противник поступил благоразумно и остановился.

Он улетел в космопорт, где неуклюжий корабль – который при дневном свете казался еще более опасным и ветхим – неторопливо латали и ремонтировали на случай, если в нем опять возникнет надобность. Он поговорил с техниками и осмотрел древний аппарат. Оказалось, что у корабля есть название: «Победительная Гегемонархия».

– Это называется обезглавливающим ударом, – сказал он жрецам. – Императорский двор в начале второго сезона всегда переезжает на озеро Виллитис, и высшие армейские чины являются туда с докладом. В день, когда это произойдет, мы атакуем их с помощью «Победительной».

Жрецы озадаченно посмотрели на него.

– Какими силами, господин Закалве? Отрядом коммандос? «Победительная» может поднять только…

– Нет-нет. Атакуем в прямом смысле: уроним «Победительную» на Озерный дворец. В ней не меньше четырехсот тонн. Даже при падении с десятикратной скоростью звука получится эквивалент небольшого ядерного взрыва. Одним ударом мы уничтожим и двор, и генеральный штаб, а потом немедленно предложим мир парламенту. Если нам хоть немного повезет, в Империи начнутся серьезнейшие волнения. Возможно, парламент увидит в этом возможность захватить реальную власть. Армия тоже захочет сделать это. Возможно, ей придется развернуть фронт на сто восемьдесят градусов, чтобы участвовать в гражданской войне. Еще больше усложнят положение распри между молодыми аристократами.

– Но, – сказал Напоэреа, – это означает потерю «Победительной», да?

Остальные жрецы затрясли головами.

– Я полагаю, что падение на землю со скоростью в пять-шесть километров в секунду несколько повредит ее.

– Но, Закалве! – завопил Напоэреа: это само по себе напоминало небольшой ядерный взрыв. – Это же нелепица! Вы не можете! «Победительная» – это символ… это наша надежда! Взоры всех обращены на нашу…

Он улыбнулся и позволил жрецу пораспространяться еще немного, уверенный, что жрецы намерены погрузиться в «Победительную Гегемонархию» и сбежать, если дела пойдут совсем плохо. Дождавшись, когда Напоэреа почти закончил, он сказал:

– Я понимаю. Но аппарат и без того дышит на ладан, господа. Я говорил с техниками и пилотами – это не космический корабль, а летающий гроб. То, что он смог доставить меня сюда, – дело случая.

Он замолчал, наблюдая за людьми с синими кружками на лбах, которые переглядывались с широко раскрытыми глазами. Ропот усилился. Ему хотелось улыбнуться. Кажется, он их до смерти напугал.

– Мне очень жаль, но «Победительная» годна только для использования в качестве бомбы, – закончил он с улыбкой. – К тому же это может принести нам победу.

Он оставил их размышлять об управляемой сверхзвуковой бомбе (никаких камикадзе не понадобится – компьютеры корабля вполне способны поднять его и направить в нужную точку), о попрании символов (многие рабочие и крестьяне будут недовольны, узнав, как обошлись с единственной высокотехнологичной игрушкой Гегемонархии) и уничтожении правящей верхушки вражеской державы (вероятно, это было самой мучительной мыслью для великих жрецов; что, если Империя замышляет то же самое?). Он заверил их, что Империя будет не в силах нанести удар возмездия. А когда она предложит мир, пусть жрецы делают вид, что воспользовались ракетой, а не космическим кораблем, и намекают, что у них в запасе есть еще. И хотя истина выяснится легко, особенно если одна из продвинутых цивилизаций сообщит Империи, что случилось на самом деле, – противник не сможет отделаться от тревожных размышлений о том, кто помогает Гегемонархии. Кроме того, жрецы в любой момент могут просто покинуть город. Сам же он продолжил инспектировать армейские части.

Армия Империи все наступала, хотя темп наступления снизился. Он отвел свои войска почти к самым подножьям гор, сжег несколько полей с несобранным урожаем и разрушил города, стоявшие на пути армии. Если они бросали аэродром, то оставляли на посадочной полосе мины с часовым механизмом и вырывали на ней множество ям – пусть думают, что там бомбы.

Когда армия остановилась у подножия гор, он лично стал инспектировать оборонительные порядки, продолжая посещать аэродромы, региональные штабы и боевые части и не прекращая давить на великих жрецов: пусть те хотя бы поразмыслят над идеей обезглавливающего удара при помощи космического корабля.

В один прекрасный день он понял, что теперь он по уши в делах. Тем вечером он лег спать в старом замке, который стал его оперативной штаб-квартирой на этом участке фронта. Как только стемнело, небо ярко расцвело на неровном из-за деревьев горизонте, а воздух стал сотрясаться от взрывов. По уши в делах. И – пришлось ему признать, кидая последние донесения под походную кровать, выключая свет и почти мгновенно засыпая, – счастлив.

Две недели, три недели после его прибытия; почти полное отсутствие новостей извне, казалось, говорило о том, что в мире все чертовски спокойно. Из этого он сделал вывод, что переговоры идут успешно. Порой мелькало имя Бейчи: тот все еще находился на станции Мурссея, контактировал с различными участниками конфликта. Культура помалкивала – о ней тоже не было никаких известий. Интересно, могут ли они забыть о чем-нибудь? Может, они просто позабыли о нем, оставили его здесь, обрекли на вечное участие в идиотской войне между жрецами и Империей?