Орсон Скотт Кард - Тень Гегемона. Театр теней (сборник)

– Хочешь правду? Если мы и дальше поедем в этом фургоне с трупами, меня стошнит.

Ахилл улыбнулся:

– На здоровье, можешь хоть все здесь заблевать.

– Значит, твоя патология требует тесного общения с трупами, – задумчиво произнесла Петра. – Ты поосторожнее – сам знаешь, к чему это может привести. Начинаешь с ними общаться, а потом приводишь домой показать мамочке… ох, прости, я же забыла, что ты сирота.

– Ну так я показываю их тебе.

– А почему ты так долго ждал, чтобы их застрелить?

– Хотел действовать наверняка. Чтобы застрелить первого, когда он появится в дверях и его тело прикроет меня от огня его напарника. И к тому же мне очень приятно было слышать, как ты их развела. Ну, спорила с ними, как ты умеешь. Похоже, ты любишь этих мозгодавов не больше, чем я, хотя тебя никогда не сажали в психушку. Несколько раз я чуть не зааплодировал твоим эпитетам, но боялся, что услышат.

– А кто ведет фургон? – спросила Петра.

– Я не веду, – ответил Ахилл. – А ты?

– Сколько ты будешь держать меня в плену?

– Сколько будет надо.

– Надо будет для чего?

– Чтобы завоевать мир. Вдвоем, ты и я. Правда, романтично? То есть будет романтично, когда закончим.

– Не будет романтично, – сказала Петра. – Я тебе не стану помогать даже от перхоти избавиться, не то что мир завоевывать.

– Станешь, – улыбнулся Ахилл. – Я буду убивать всех ребят джиша Эндера одного за другим, пока не согласишься.

– Они не у тебя, – возразила Петра. – И ты не знаешь, где они. Тебе до них не добраться.

Ахилл улыбнулся делано-невинно:

– Что, не надо обманывать гениальную девочку? А я не обманываю. Понимаешь, они где-то обязательно выплывут, а тогда они погибнут. Я не забываю.

– Тоже способ завоевать мир, – сказала Петра. – Перебей всех по одному, пока не останешься один.

– Первой твоей работой, – сказал Ахилл, – будет расшифровать письмо, что ты отправила.

– Какое письмо?

Ахилл подобрал пистолет и направил на нее.

– Убей меня, и будешь всю жизнь гадать, действительно ли я посылала письмо.

– Зато я хотя бы не буду слышать твой лживый голос. Это меня утешит.

– Ты, кажется, забыл, что я в эту экспедицию не вызывалась добровольцем. Не хочешь слушать – отпусти меня.

– Как ты в себе уверена, – сказал Ахилл. – Но я знаю тебя лучше, чем ты сама себя знаешь.

– И что же ты знаешь обо мне?

– Я знаю, что в конце концов ты уступишь и начнешь мне помогать.

– А я знаю тебя лучше, чем ты сам себя знаешь.

– В самом деле?

– Я знаю, что в конце концов ты меня убьешь. Потому что ты всегда так делаешь. Так что давай пропустим всю эту скукотищу посередине и закончим прямо сейчас. Сократим ожидание.

– Нет, – покачал головой Ахилл. – Лучше, когда все происходит неожиданно. По крайней мере, так всегда делает Бог.

– И почему я вообще с тобой разговариваю?

– Тебе так не хватает общения после одиночной камеры, что ты рада говорить с любым человеком. Даже со мной.

Петре было неприятно сознавать, что он, быть может, прав.

– С любым человеком… тебя кто-то обманул, сказав, что ты человек.

– Ну ты и злая! – рассмеялся Ахилл. – Смотри, у меня кровь идет.

– Кровь на твоих руках – это да.

– А у тебя на всем лице. Брось дуться.

– Знаешь, я начинаю думать, что нет ничего приятнее одиночного заключения.

– Петра, ты лучше всех прочих, – сказал Ахилл. – Кроме одного.

– Боба.

– Эндера, – ответил Ахилл. – А Боб – чушь. Боба больше нет.

Петра не ответила. Ахилл всмотрелся ей в лицо:

– Неужто нет язвительных комментариев?

– Боб мертвый, а ты живой, – сказала Петра. – Это несправедливо.

Фургон замедлил ход и остановился.

– Ну вот, – произнес Ахилл. – За приятной беседой время летит незаметно.

Летит . Петра услышала над головой самолет. Взлетает или садится?

– Куда мы летим? – спросила она.

– А кто сказал, что мы куда-нибудь летим?

– Мы летим из страны. – Петра тут же высказывала мысли, приходящие в голову. – Ты понял, что теряешь в России свое уютное рабочее место, и смываешься без шума.

– Ты прекрасный профессионал. Ты продолжаешь устанавливать новые стандарты интеллекта.

– А ты продолжаешь устанавливать новые стандарты провала.

Ахилл запнулся, но продолжал, будто Петра ничего и не говорила:

– Они поставят воевать со мной других детей. Ты их знаешь. Знаешь их слабости. Кто бы ни был моим противником, ты будешь моим советником.

– Нет.

– Мы на одной стороне. Я хороший на самом деле, и ты меня полюбишь.

– Конечно, – сказала Петра. – Что ж тут не любить?

– А письмо, – вдруг вспомнил Ахилл, – ты же его Бобу написала?

– Какое письмо?

– Вот почему ты и не веришь, что он мертв.

– Верю, – сказала Петра. Но она знала, что предыдущая заминка ее выдала.

– Или думаешь: если он получил твое письмо до того, как я его убил, почему так много времени прошло после его смерти, пока все это попало в новости Сети? А ответ очевиден, Петра. Догадался кто-то другой. Кто-то другой расшифровал письмо, и это меня по-настоящему злит. Так что не говори мне, что там написано, я сам расшифрую. Это не должно быть так уж трудно.

– Наоборот, легче легкого. В конце концов, у меня же хватило глупости попасть к тебе в плен. Даже хватило глупости никому письма не посылать.

– Я надеюсь, когда я его расшифрую, там не будет обо мне ничего неуважительного. Иначе я тебя изобью до полусмерти.

– Ты прав, – сказала Петра. – Ты действительно неотразим.

Через пятнадцать минут они летели в небольшом самолете, держащем курс на юго-восток. Это была шикарная машина – для своих размеров, и Петра подумала, принадлежит ли этот самолет какой-то из тайных служб или королю преступного мира. А может быть, и то и другое.

Она хотела изучить Ахилла, рассмотреть его лицо, понять мимику. Но не хотела, чтобы он заметил ее интерес. Поэтому она стала смотреть в окно, думая, не поступает ли при этом как покойный психиатр – смотрит в сторону, чтобы не глядеть в глаза горькой правде.

Когда звоночек сообщил, что можно расстегнуть ремни, Петра встала и пошла в туалет. Там было тесновато, но по сравнению с коммерческими самолетами очень даже удобно. И были матерчатые полотенца и настоящее мыло.

Петра тщательно стерла мокрым полотенцем кровь и ошметки плоти с одежды. Сменить одежду пока не было возможности, но можно было хотя бы убрать видимую грязь. Когда Петра закончила вытираться, полотенце стало уже настолько мерзким, что она его бросила и взяла для лица и рук новое. Она скреблась изо всех сил, пока кожа не стала гореть, но соскребла все. И даже намылила волосы и вымыла их над крошечным умывальником – самое трудное было полоскать их, поливая по одной чашке зараз.

Все это время Петру не отпускала мысль, что последние минуты своей жизни психиатр слушал ее слова, насколько он глуп и насколько бесполезна работа всей его жизни. Пусть она была права, как доказала его смерть, но факт оставался фактом: каковы бы ни были его мотивы, он пытался спасти ее из рук Ахилла. Ради этого он отдал жизнь, как бы по-дурацки ни было спланировано все предприятие. Все остальные спасательные операции прошли гладко, хотя были наверняка спланированы так же плохо. Очень многое зависело от случайности, и каждый в чем-то был глуп. Петра была глупа в том, чтó говорила людям, имеющим над ней власть. Злила их. И продолжала это делать, понимая, что это глупо. А если делаешь глупость и знаешь , что это глупость, то тогда ты еще глупее.