Сергей Снегов - Люди как боги (сборник)

И тогда он ушел в мечты, более реальные, чем существование. Он уносился в места, где ему не суждено было побывать, становился тем, кем никогда бы не мог стать. Он был галактом и разрушителем, ангелом из Гиад и шестикрылым кузнечиком из Плеяд, драконом и птицей, рыбой и зверем, превращался даже в растения – качался на ветру былинкой, засыхал одиноким деревцем под жестоким солнцем, наливался тучным колосом в поле… Лишенный собственной жизни, он прожил миллионы других: был мужчиной и женщиной, ребенком и стариком, любил и страдал, тысячу раз умирал, тысячу раз рождался.

Погруженный в свое двойное существование, он уже был уверен, что состарится, не узнав молодости, когда в Персее пронесся чужой звездолет, первый посланец человечества, и сосед его, Главный Мозг на Второй планете, попытался и не сумел закрыть выходы из скопления.

Что-то необычайное сверкнуло и мрачной неевклидовости Персея: в глухой паутине забилась чужая яркая птица и, разорвав липкие нити, вырвалась на волю. И стало ясно, что Персеем жизнь не заканчивается, – нет, где-то далеко, за звездной околицей, появилось могущество, превышавшее мощь разрушителей, – превращенная в пустоту Золотая планета грозно напоминала об этом. И то были не загадочные рамиры – сумрачный народ, равнодушный ко всем формам жизни, углубившийся в ядро Галактики. Нет, это были живые существа: все шесть Мозгов принимали их депеши, их взволнованные переговоры с галактами, их воззвания к звездожителям Персея, все знали, что они волнуются, негодуют, ужасаются, злятся – живут!..

Увидеть их, услышать, стать их другом – отныне у Главного Мозга на Третьей планете не было другой мечты. И когда три человеческих звездолета вновь вторглись в лабиринт Персея, он, закрыв им дорогу назад, не дал их уничтожить, не допустил неравной битвы «Волопаса» с соединенным флотом разрушителей, был готов разметать весь этот флот – и впоследствии разметал его, когда «Волопас» тащили на гибель в глубину скопления.

Поэтому живые существа – не биологические автоматы, нет, люди и их союзники – безнаказанно ступили на запретную почву. «Неполадки на Третьей планете» – вот как в панике назвали его переход к нам потрясенные разрушители.

– Все мне было открыто в вас, я стал сопричастен каждому, – доносился до нас грустный Голос. – Здесь, на планете, я был каждым из вас в отдельности и всеми вами сразу – и еще никогда я так не тосковал о вещественной оболочке, данной любому, недоступной мне одному. Быть, быть одним из вас, все равно кем – человеком, головоглазом, ангелом, пегасом!..

Ромеро пишет в своем отчете, что я принимал решения мгновенно и часто они были так неожиданны, что всех поражали. В качестве примера он приводит то, что произошло в конце разговора с Мозгом.

Но неожиданным это было только для него, потому что он думал о другом, и Андре думал не о том, и Лусин, и даже Мери, – понятно, что они удивились. Но я всего лишь сделал естественные выводы из своих раздумий. Неожиданного для меня в моих решениях не было.

Я хочу остановиться на этом.

Ромеро думал о том, что техническое и социальное развитие разрушителей пошло совсем иными путями – так он утверждает. Лусин, Андре и Осима с Петри негодовали. Если бы нам пришлось создавать аналогичную Станцию Метрики, размышляли они, то мы смонтировали бы на ней МУМ и оснастили ее исполнительной аппаратурой. А разрушители насадили сложнейшую иерархию рабства, чтоб решить не такую уж сложную техническую задачу.

Чем, в сущности, являются эти безмозглые операторы, которых мы убрали вместе с Надсмотрщиком (именно так: чем, а не кем)? Распределительными и командными устройствами – простенькими приборами. Разрушители калечат живое существо, низводят его до уровня технического придатка к другому, еще более искалеченному существу, – вернее, тоже машине. Бессмысленная жестокость!

Не могу сказать, что я об этом не думал. Но я так ненавидел разрушителей, что новой пищи для ненависти мне не требовалось. Я думал, как помочь Главному Мозгу Третьей планеты. И я сказал ему:

– Но если бы ты стал рядовым существом, ты потерял бы многие из нынешних своих преимуществ… Ты и сейчас не бессмертен, но долголетен, а тогда над тобой витал бы призрак скорой смерти. Ты сполна получил бы не только радость, но и горесть жизни. И ты был бы лишен своего могущества, своей власти над пространством и звездами, своего проникновения в жизнь и мысли каждого существа, сопричастности всему живому… Всесилие твое неотделимо от твоей слабости. Ты подумал обо всем этом? Пошел бы на все это?

Он скорбно ответил:

– Что власть, если нет жизни? Что всесилие, если оно лишь иновыражение слабости? И зачем мне ясновидение, если я даже притронуться не могу к тому, что так глубоко понимаю?

Я повернулся к Лусину:

– Громовержец, кажется, еще жив?

– Умрет, – печально сказал Лусин. – Сегодня. Если не уже. Спасенья нет. Мозг поврежден.

– Отлично! Я хотел сказать: жаль бедного Громовержца. Теперь скажи: ты бы смог пересадить дракону другой мозг, живой, здоровый, могучий – и тем спасти твоего питомца от смерти?

– Конечно. Простая операция. Делали посложнее. В ИНФе. Новые формы.

– Знаю. Уродливые боги с головой сокола. – Я опять обратился к Голосу: – Ты слышал наш разговор. Вот тебе превосходная возможность обрести тело. Но сначала ты, разумеется, раскроешь пространство, поможешь восстановить звездолет и научишь нас работать с механизмами Станции.

– Да, да, да! – гремело и ликовало вокруг. – Да! Да! Да!

– Тогда поздравляю тебя с превращением из повелителя пространства и звезд в обыкновенного мыслящего дракона по имени Громовержец.

– Я не согласен! – сказал он вдруг.

– Не согласен? С чем?

– С именем. В мечтах я давно подобрал себе другое имя! Раньше оно выражало мою тоску, теперь будет выражать мое счастье.

– Мы согласны на любое. Объяви его.

Мозг торжествующе выдохнул:

– Отныне меня зовут Бродяга.

Я все-таки был осторожен, что бы Ромеро ни говорил обо мне впоследствии. Нетерпеливо стремившийся к телесному воплощению Мозг сетовал на мое бессердечие. Но я твердо постановил: раньше распутать тысячи сложных вопросов, а потом выполнить обещание.

– Надо восстановить МУМ, – сказал Андре вскоре после захвата Станции. – Надеюсь, ты отдаешь себе отчет, что без надежно работающей машины отпускать Мозг в самостоятельное существование равносильно самоубийству? Или ты сам собираешься занять место Главного Мозга?