Павел Комарницкий - Последний корабль в Бессмертные Земли

— Бедная… — Он осторожно провёл рукой по седым волосам.

Журчание источника, пробивавшегося из земли среди янтарных полупрозрачных камней, раздражало. Короткий мыслеприказ, и ключ стал совершенно бесшумным. Элентари привалилась к тёплой шелковистой коре могучего дерева, бездумно разглядывая полянку, покрытую ровной, будто подстриженной травой, висящее в небе ослепительно белое светило и белёсо-полосатый бок Эвитара, занимавший немалую часть небосклона. Вообще-то, она любила бродить по песчаным дорожкам прогулочной палубы, но сегодня не хотелось. И даже вид родного неба, так непохожего на местное — жёлтая раздутая звезда и немощный диск безатмосферного спутника, незаметного днём, — не приносил облегчения.

Скрип песка под копытами, и из-за поворота тропы появилась Варда.

«Вот ты где» — начальница ни словом не нарушила тишину уединённого уголка, и Элентари почувствовала некий прилив благодарности. Варда мудра и тонко чувствует душевное состояние экипажа.

«Никогда не думала, что это будет так… страшно» — молодая Валарка вскинула на начальницу глаза, в глубине которых таилась боль и растерянность. Варда, вздохнув, сложила свои длиннейшие ноги, садясь рядом.

«Бывает и хуже»

Обе женщины помолчали, собираясь с мыслями, разглядывая крохотный ключ, бесшумной струйкой пробивавшийся меж камней.

«Они ещё тысячи местных лет будут идти по тропе первично-дикарской цивилизации, скользкой от пролитой крови. Падать, подниматься, снова падать…»

«Ва, ну почему здесь не может быть, как на Лаунте? Да, я знаю, исходный хищный вид отягчает течение… Но не настолько же!»

«Да, с Громмой Три мы помаемся изрядно. Однако что я скажу тебе, Эли… С Лаунтой мы намучаемся гораздо больше, вот увидишь. Как только пойдёт переход от первично-дикарской цивилизации к развитой технической»

Девушка удивлённо вскинула глаза.

«Я полагала, это образец»

Варда грустно улыбнулась.

«Работа аккуратная, не спорю. И всё тихо пока. Даже войн почти нет — так, спорадические пограничные инциденты…»

«Думаешь, они будут, войны на Лаунте?»

«Будут, куда деваться» — Варда вздохнула. — «Только не такие, как здесь, на Громме Три. Тут всё как раз просто — мечи и стрелы, потом чугунные трубы, метающие чугунные шары в собратьев своих… Когда дойдёт до атомного распада, они остановятся либо погибнут»

«А Лаунта?»

Женщина сощурилась.

«О, это будут странные войны. Тихие, ползучие… Нет, не будет горящих городов и ядерных грибов над ними. Не будет истерзанных трупов, лязгающих воющих машин, давящих колёсами бегущих или несущих смерть с неба… Они не любят насилия и крови, лаунтийцы. Но что делать, если кто-то мешает и уходить с дороги не собирается?»

Варда опустила руку в источник.

«Генетическое оружие самое страшное, Эли. Особенно когда за дело берутся такие тихони, как лаунтийцы. Никаких боевых вирусов, убивающих за пару дней, никаких корчащихся в агонии и волдырей на коже. Просто сонная апатия, распространяющаяся среди врагов, хроническая усталость, чёрная меланхолия вплоть до нежелания жить… И дети, рождающиеся со скрытыми дефектами, самое верное — небольшая умственная отсталость, совсем небольшая, чтобы не поднимать паники… И через поколение покорённые уже работают на победителей, занимаясь профессиями, крайне необходимыми обществу. Строители, водители транспортных средств… да мало ли полезных профессий, не требующих большого ума?»

«Но ведь это… это… мерзость какая!»

«Да ещё какая мерзость» — Варда рассматривала мокрую ладонь так внимательно, будто силилась увидеть на ней своё будущее. — «Высокий разум не рождается просто так. До него нужно дорасти. Выпущенные кишки — это самое простое и наглядное проявление Зла. Это обычно проходит, хотя и не у всех. Первоисточник же всего Зла — недобрые мысли, и чем дальше, тем более опасны они становятся. На конечном этапе, когда появляется материализатор, мыслью можно просто убить. Пожелать, и всё… И самое скверное, от этого избавиться гораздо труднее. Это, пожалуй, самое трудное — никогда и никому не желать зла. Вот почему смертность цивилизаций на поздних этапах развития гораздо больше, чем на более ранних»

Женщина вздохнула, обняла младшую подругу.

«А ты думала, самое сложное в нашей работе — это посев? Нет, Эли. Коррекции — вот где самое-самое… И потому мы здесь»

— Сильней, сильней!

Полуголые храмовые слуги, одетые лишь в кожаные фартуки, изо всех сил налегали на бревно — рычаг пресса, похожего на громадные клещи палача.

— Достаточно! Поднять рычаг!

Киллиан извлёк из медных губок-тисков сплющенную пороховую лепёшку, критически оглядел и кинул в корзину.

— Всё верно! Так работать.

— Да, мой господин! — склонил голову младший жрец, распоряжающийся на прессе.

Огромный двор, занятый под мастерскую огненного зелья, кишел народом. Под навесами курились паром котлы, варившие огневую смесь, скрипели жернова, вращаемые парами ослов, неторопливо поворачивались зернильные станки. Под крайним навесом Киллиан задержался, наблюдая, как сеется через решета готовый порошок, собираясь на расстеленных холстах в аккуратные горки.

— Мы успеваем, мой господин. — Жрец-надсмотрщик, весь перемазанный пороховой пылью, поклонился, блестя глазами. — Но нам бы ещё четырёх человечков… Двое заболели, харкают чёрным…

— Хорошо, Курами. — Киллиан взял в руку горсть порошка, подул, растёр меж пальцев. — Будут тебе четверо. Завтра.

В мастерской, расположенной уже в самом Храме, всё было тихо и чинно. Храмовые рабыни старательно зашивали холщовые мешочки, туго набитые огненным зельем, пара здоровенных евнухов, рыхлых, как бегемоты, пыхтя, таскала корзины с готовым продуктом на склад.

— Всё хорошо, мой господин, — чинно поклонился сухонький седой жрец, начальник над швеями.

— Я рад, Аруба, — без улыбки ответил юноша.

Выйдя из цеха, молодой жрец посмотрел на тень Пирамиды Солнца. Пора и передохнуть, скоро полдень…

Киллиан шагал по садовой дорожке, выложенной крупными плитками разноцветного камня, сжав зубы. Пока занят делом, это ещё ничего, и ноющая боль утраты отступает… немного. А вот дома, если бы не Апи… тоска…

В покоях, отведённых Верховному жрецу, было прохладно. Молодой человек скинул сандалии, ступая на гладкий, чисто вымытый пол.

— Апи!

— Не надо кричать, господин Киллиан. — В кресле, нагло развалившись, сидел Урбе, казначей при Храме. — Апи нет.

Двое могучих рыжих горцев, больше похожих на огров, чем на людей, осклабились, стоя по сторонам двери. На необъятных бычьих шеях красовались медные ошейники, с чеканными рунами, означавшими, что данные рабы есть собственность Храма.