Сергей Лукьяненко - Джамп (сборник)

И за время этого сна хорошенько порылся в моих мыслях.

А во-вторых…

Нет, это вообще что-то неслыханное! Компьютер, страдающий субъективным идеализмом! «Существую лишь я, все остальное – мои мысли»!

Если, конечно, мне не снился сон…

Нет, это не было сном.

Куалькуа!

Я захохотал. В соседнем кресле заворочался и поднял голову Данилов. Недоуменно посмотрел на меня.

Хватит с меня такого! Два существа подряд, вторгающиеся в мое сознание, – это уже слишком!

Я не вторгаюсь. Я наблюдаю. Для нашей расы давно уже нет необходимости в активной деятельности – она не принесет ничего нового. Единственное, что мы себе позволяем, это помогать всем – всем без исключения расам – в распространении во Вселенной. Это оказалось ценой развития – разница между действием и бездействием практически стерлась. Ситуация с компьютерами геометров несколько иная и имеет лишь внешнее сходство с нашим поведением. Они ограничены заданными извне правилами, но считают эти барьеры собственным решением.

– Так что же тогда, – я не заметил, как заговорил вслух, – все едино? Жесткие барьеры, в рамках которых корабли геометров считают себя разумными, и безграничная свобода, которая стерла для вас потребность в активности, – результат один?

Теперь на меня смотрели все. Проснулась Маша. Рептилоид вышел из транса, в котором решал абстрактные загадки мироздания.

Все едино. Что тебе не нравится, Петр? Ведь в конце концов все сводится к свободе. К свободе познания, к свободе развития. Если свобода достигнута – пусть даже в тюремных застенках, что в том плохого?

– Тогда не стоит жить, – сказал я.

– Петр! Что с тобой? – резко окликнул меня Данилов.

А это ты решай для себя сам. Неужели ты действительно надеешься, что будущее человечества – лишь сегодняшний день, протянувшийся в вечность?

– Не знаю…

Данилов, явно отнеся ответ к своему вопросу, переглянулся с Машей.

У тебя будет время решить…

– Что происходит, Петя? – голосом деда спросил рептилоид.

– Компьютер… компьютер корабля. – Я посмотрел на него. – Он заговорил со мной. Ему известно, кто я.

– И что дальше? – Тельце рептилоида дернулось. Счетчик перехватил контроль, и я увидел, как чешуйчатая лапка потянулась к пульту.

– Не надо, Карел! Он позволил нам действовать!

– Почему?

Да откуда мне знать – почему? Из-за осколков души Римера в моем разуме? Из-за возможной пользы Родине? Машина могла и лгать – не-друзьям не обязательно говорить правду…

Запинаясь, я пересказал свой короткий разговор. Разумеется, не упоминая о беседе с куалькуа. Счетчик покачал треугольной головой:

– Я не ожидал таких необычных последствий… от простого обучения тебя языку геометров.

– Что ты дал мне, Карел?

– Язык. Память корабля Римера.

– И больше ничего?

Счетчик и впрямь хорошо нас понимал.

– Я не уверен в реальности того, что вы называете душой, Петр. И уж тем более – в своей способности ее переносить из тела в тело.

– Может быть, хватит? – неожиданно вмешалась Маша. – Мне представляется важным только результат… нас не привезут под конвоем в этот твой… санаторий «Свежий ветер». Сдохнем мы, вероятно, более необычным образом.

Я коснулся терминала. Корабль соблюдал правила игры и не вступал без этого в контакт, единственное исключение – не в счет.

Борт-партнер, когда мы выходим в обычное пространство?

Мы находимся в обычном пространстве три с половиной минуты.

Планета Тени – она далеко?

Мы выходим на орбиту.

Что ни говори, а отсутствие перегрузок имело и свои минусы.

Это опасно?

Нет.

Нас не атакуют?

Планеты Тени не охраняются.

Чего-то я не понимал! Если геометры так боялись Тени… мне представлялось все, что угодно, но только не мирная цивилизация.

– Ребята, мы уже на месте, – тихо сказал я.

– В Ядре? – Данилов покачал головой, будто заранее отвергая ответ.

– Да.

Мне казалось, что я его понимаю. Так, как мог понять только пилот.

В нашей работе всегда было слишком много искусства. От хрупких бипланов, от первых реактивных истребителей до «Союзов» и «Буранов» – на долю пилота доставалось то, на что не способны никакие механизмы. Не только риск, не только интуиция, не только мастерство – требовалось еще и сжиться с машиной. Чувствовать ее, как собственное тело. Беречь, а если надо, то и не щадить – как самого себя.

В кораблях геометров, по сути, был лишь один пилот – сам корабль. Я мог отдавать команды через терминал, намечать путь, требовать и решать.

Но не пилотировать.

Весь наш полет был похоронами собственной профессии. Сможет ли Данилов снова сесть за пульт «Волхва» – помня, как легко скаут геометров протащил нас через полгалактики?

А я – смогу ли?

Борт-партнер, обеспечь обзор.

Полная видимость?

Да.

Я не сразу понял, что имеет в виду корабль. В мой первый полет, да и при побеге с Родины, изображение появлялось на двух маленьких экранах. Ну и тот случай, когда я видел пространство всеми датчиками корабля… тяжелое ощущение, слишком непривычное.

Оказывается, был еще один вариант.

Весь купол кабины начал темнеть. Вместо ровного мягкого света вспыхнули тысячи искр – тонущих во тьме искр. Мириады искр. Не чернота космоса с огоньками звезд – сплошное разноцветное сияние с лоскутками тьмы. Вся верхняя часть корабля превратилась в сплошной экран.

– Боже…

Кажется, это Маша. Или Данилов. Или Карел. Слух отказал, я не узнаю голосов, не чувствую интонаций.

Потому что надо мной – сияет небо.

Небо геометров.

Оно наконец-то смогло упасть на нас.

Небо – или остров из света?

И в этот миг мне показалось, что я понимаю геометров до конца.

Сплошное море огня. Трудно различить отдельную звезду. Муравейник, звездный муравейник – вот чем было небо, в которое они смотрели. Белые, красные, оранжевые, голубые огоньки. Уходящее в бесконечность поле, щедрый звездный посев.

Человек – словно звезда, говорили на Земле. Все кому не лень, от философов до поэтов. И смысл в этих словах всегда был один.

Далеко-далеко друг от друга… мы затеряны в вечной ночи… обронены в великой пустоте…

Человек – как звезда?

Вот они, их звезды. Затмевающие друг друга. Расстеленные ковром. Цепляющиеся одна за другую.

– Я знал… – Рептилоид выпрямился, встал на задние лапки, потянулся к искрящейся тьме. Наши фигуры залило разноцветным звездным мерцанием. Чешуя счетчика будто стала зеркальной – в ней полыхали отражения чужих миров. – Я должен был это увидеть…

Значит, говорит дед.

А что же Карел? Молчит, вбирая информацию?

– Эта дрянь и впрямь долетела… – ровным голосом произнес Данилов. – Петя, ты дурак… но за такое… за такое – спасибо.