Юрий Иванович - Благосклонная фортуна

Отдельные клети оказались пусты. В некоторых было только по одному узнику.

Всего пленников содержалось немного, двадцать один человек. Из них пятнадцать могли передвигаться самостоятельно, шестерых попытались нести самые сильные. Геройский парень, нанесший раны двоим уродам, сам, будучи безоружным и в безвыходном положении, оказался вполне целым и невредимым. Несмотря на сильное прихрамывание, он, опираясь на трофейный меч, умудрился на себе нести ещё и пожилую женщину, которая с таким самопожертвованием прикрывала ему спину.

К великому удивлению не только пленников, часть которых и говорить-то не могли беззубыми ртами, но и самого мэтра, удалось всем без исключения забраться в монолитное трёхэтажное здание без каких-либо заминок и эксцессов. Но самое главное, что продолжающие свою литургию монахи так и не выглянули из храма наружу. И невероятная по дерзости операция «освобождение» прошла, словно по маслу. Вернее, не вся операция, а только первая её часть. Ведь теперь ещё надо было спасти тех, кого избавили уже первый раз от гибели, и при этом не потерять собственные жизни.

Так что, не обращая взимания на стоящих рядом безмолвных свидетелей, Менгарец продолжал вырывать из пленённого О-Низа всё новые и новые признания. И спинным мозгом чувствовал при этом полное моральное одобрение замерших вокруг него людей. Некоторые были настолько худы, покалечены и страшны, что, один раз взглянув на них, пропадали всякие укоры совести, а пальцы вновь давили на самые болезненные нервные окончания Лысого Вещателя.

Сведения оказались весьма важными и ценными. Причём пока только была получена самая малая часть, исходя из ответов на первые вопросы. Ход был найден, оружие по возможности растащено теми, кто имел силы его поднять, на золото, серебро и драгоценности, коих тут оказалось огромное количество на третьем этаже, никто не обращал внимания. Всем хотелось только одного: выжить.

Проникнуть в ход было не просто. По мнению аборигенов! Десятник умирал от боли, но настойчиво шептал только одно: паролей он не знает, допуска такого уровня не имел. Даже выдавил из себя совет, что лучше выйти наружу и сдаться. Без настоятеля металлическую дверь открыть невозможно. Виктор не поленился, ринулся сам в подвал, волоча пленника за собой, словно куклу. Глянул на дверь и успокоился: устаревшая преграда, коей две тысячи лет. Даже на звездолёте отшельника у священного озера Око были раз в десять сложнее и неприступнее. А те, что, к примеру, скрывали за собой «омолодитель» во дворце императора Гранлео, вообще отличались тысячекратной сложностью.

Чем ещё подвал впечатлял, так это обилием стеллажей и возлежащих на них факелов. Дельное подспорье для беглецов.

Человек со звёзд, которого пока принимали за эмиссара его святости, вскрыл электронную дверь в течение минуты. Но внутрь не поспешил и товарищей своих или недавних узников не пустил.

Опять последовали очередные вопросы к десятнику:

– Как долго будет длиться вторая литургия?

– Ещё примерно четверть часа… если я долго не валялся в самогоне… – с этого самого ответа боевой сержант местных извергов стал отвечать чётко, быстро и без малейших проволочек. Наверное, сразу признал после небрежного вскрытия самой непреодолимой преграды в своём мучителе личность, против которой он словно песчинка под ногами великана.

– Что там за дверью?

– Три последовательные ловушки в первом тоннеле. Понятия не имею, как действуют и как отключаются, был там только два раза и всегда замыкающим. После тоннеля перекрёсток. Там три двери: левой и правой – никогда в истории, по словам настоятеля, не пользовались. Они как бы не поддаются вскрытию простым людям. За дверью прямо – тоннель ведёт под ровным уклоном вниз. Тоннель прямой как стрела. Через три километра есть выход на дорогу, поднимающуюся к плато со стороны поселений. Ещё через семь километров – выходит непосредственно к самим поселениям и форту. Там я наружу не выходил, тонкостей не знаю. На дорогу выходили для ознакомления и проверки. Второй раз, на третий километр, для подгонки в тыл небольшого отряда беженцев, которые заблудились в горах. Фактически это они и есть те узники…

Заключенные уже тоже спустились в подвал и теперь ждали, что будет дальше. Выглядывающий сверху Слиш показывал, что на подворье до сих пор всё спокойно, но в то же время провёл ребром ладони по шее, изображая, что десятника пора кончать. Да только Менгарец ещё и сотой доли желаемого не выпытал у монаха, поэтому убивать его не стал. Но и времени на продолжение допроса не оставалось ни секунды:

– Ты! – он кивнул чудом выжившему геройскому парню. – Держи его за связанные сзади руки и следи за каждым движением. Пусть идёт сам, но если дёрнется, руби ему ноги! – и уже устремляясь в раскрытую дверь, спросил: – Как зовут?

– Дарквуд! – отчеканил тот старательно разбитыми губами.

– Молодец, Дарквуд! Мы поражены твоей смекалкой и проворством. Герой! – Виктор уже возился с обезвреживанием первой ловушки и кричал себе за спину. – Пока командуй своими, и пусть за мной никто не суётся! По возможности пускай собирают в помещениях и кладовых все съедобные и питьевые запасы. И шевелитесь! Пока с голоду не попадали!

Такой резкий, и не совсем деликатный окрик заставил недавних узников и в самом деле вспомнить, что они ещё не окончательно на свободе, кормить их никто не будет, и если они сами о себе не позаботятся, то в самом деле умрут от истощения. Поэтому самые подвижные опять поспешили наверх, по ходу дела хватая в импровизированные мешки всё самое питательное и полезное. Ещё и переговариваясь друг с другом, согласовывали свои усилия.

А Виктор отключал по очереди простенькие ловушки, которые с другой стороны можно было перенастроить на удар по преследователям, и жутко жалел только об одном: что у него нет десятка два бомб или ящика гранат. Сейчас бы подобрался к входу в храм Вещателей да порвал бы взрывами всю ту мерзкую шайку. Потом только и осталось бы стоять на выходе да рубить головы случайно выжившим. При подстраховке стрелами, направляемыми двумя опытнейшими лучниками, можно было и всех остальных двести с лишним изуверов упокоить намертво. Тогда вообще не пришлось бы никуда бежать с нетранспортабельной обузой, а спокойно заняться осваиванием неприступной крепости.

На перекрёстке стал присматриваться ко всем трём дверям, и первой с лёгкостью вскрыл ведущую прямо. Но как представил, что только до первого выхода придётся тащиться с ранеными три километра, скривился. И уж тем более быстро не удастся преодолеть все десять километров. Пусть они и на прямой линии, а сама дорога вьётся троекратно длиннее, всё равно от сотни монахов, идущих следом, или от пары сотен разбойников на поверхности не уйти.