Аластер Рейнольдс - Дом Солнц

— Нет, ее беспокойство было обоснованно, а действия — ошибочны, хоть и опирались на здравые рассуждения. Я по-прежнему полон решимости сорвать миссию Каскада.

— Даже ковчег уничтожить?

— Это в крайнем случае, если больше ничего не поможет. — Геспер сделал паузу, а потом добавил: — Сейчас тебе нужно погрузиться в стазис до окончания атаки Калгана.

— Во время прошлой атаки я не спала.

— Эта может сложиться иначе. И сама атака, и ответные удары обещают оказаться куда яростнее. Боюсь, вынести сильную недемпфированную нагрузку тебе будет тяжеловато.

— Тогда, в отсеке, Каскад и Каденция не пытались сохранить мне жизнь?

— Нет, в их планы ничего подобного не входило, — начал Геспер тоном взрослого, раскрывающего ребенку горькую правду. — Каскада с Каденцией интересовал лишь ключ. К их услугам разведданные, но неполные. Судя по воспоминаниям Каденции, один ключ они разыскали и использовали, но он оказался от другой дамбы. Причем ошибку они поняли, уже открыв дамбу.

— Угарит-Пант… Содружество… — Я потрясенно качала головой. — Хочешь сказать, это их работа?

— Банальная ошибка. Каскад и Каденция открыли не ту дамбу.

— И уничтожили целую цивилизацию.

— Это не слишком их смутило — так, небольшая помеха на пути. Каскад и Каденция заново проанализировали разведданные и вычислили, что ключ на борту «Серебряных крыльев». Где именно, они не знали, поэтому не устранили ни одного корабля в твоем грузовом отсеке. — Геспер взглянул на Каденцию, словно убеждаясь, что ее обугленные останки не подслушивают. — Так где он?

— В этом-то и проблема. Я не знаю.

— Значит, нужно найти его и вывести из строя. Но то и другое подождет до конца атаки Калгана.

Ближайшие стазокамеры были в двух шагах от мостика — у стены стояло целых четыре. Белые, по форме они напоминали параллелепипеды с закругленными углами или, наоборот, угловатые яйца.

— Не люблю стазис.

— Тем не менее он защитит тебя лучше заморозки. Возникнут трудности — я помогу тебе вернуться в реальное время. — Геспер открыл белую дверцу ближайшей камеры, демонстрируя ее белую же «начинку»: стазоустройство, кресло с высокой спинкой, системы управления и герметизации — все набито плотно, как кишки. Кресло тут же выдвинулось, приглашая меня погрузиться в его мягкие объятия, рычаги панели управления удобно разместились под пальцами.

— Какую продолжительность задавать? И какую кратность сжатия времени?

— Я сам разберусь с настройками. Не хочу, чтобы ты просыпалась, пока не буду уверен, что Калган больше не опасен.

Ледяные клешни клаустрофобии стиснули мне горло.

— Вдруг я не проснусь?

— Я позабочусь, чтобы проснулась. Хочешь сказать что-нибудь Лихнису, прежде чем заснешь?

Я села в кресло и сунула руки и ноги в самозатягивающиеся обручи-ограничители.

— А не слишком поздно?

— Не забывай, что я записывающее устройство высокой точности воспроизведения. Скажи, что хочешь, и я передам Лихнису, как только получится выйти на связь.

— Я люблю его и благодарю за то, что он летит за мной в такую даль.

— Нет, Портулак, скажи мне все это так, будто я Лихнис.

Я набрала в грудь побольше воздуха. Странновато смотреть в прекрасное золотое лицо и представлять, что это твой друг и любовник.

— Я люблю тебя, шаттерлинг. Спасибо за то, что ты делаешь. Постарайся остановить «Серебряные крылья», но и себя береги. Хочу увидеть тебя снова, хочу любоваться с тобой закатом, смаковать доброе вино и вспоминать нынешние события, когда они будут уже в прошлом, а после них было много хорошего и интересного.

— Так и будет, — пообещал Геспер.

Кресло въехало обратно в стазокамеру, ограничители пригвоздили меня к месту. В окошко со стеклом, прозрачным с одной стороны, я наблюдала, как робот закрывает дверцу. Ворот с жужжанием лег мне на шею и еще плотнее вжал в сиденье — достаточно сильно, чтобы создать неудобства, но недостаточно, чтобы придушить. Голос объявил, что я вот-вот погружусь в стазис с кратностью сжатия времени один миллион. Если я не желаю, чтобы вокруг меня образовалось поле, следует немедленно воспользоваться функцией аварийного прекращения операции.

«Последнее предупреждение, — отчеканил голос. — Стазополе активизируется через три секунды… две… одну».

Раз! — и Геспер исчез. Окружающий мир вспыхнул голубым и медленно принял псевдонормальное состояние. Я подумала, что засиделась в камере, а в реальности за этот миг прошло десять дней.

Геспер либо погиб, либо обманул меня. Руки потянулись к тактильной системе управления. Я сдвинула рычажок в обратную сторону, чувствуя, как меняются значения кратности. Один миллион. Сто тысяч. Десять тысяч.

«Обращаю ваше внимание, что ручное изменение настроек более невозможно, — предупредил голос. — Действуют лишь изменения, произведенные извне».

Пролетели десятки секунд. В реальности это сто дней.

«Серебряные крылья зари» уже летели на скорости настолько близкой к световой, что корабельное время текло более чем в двадцать раз медленнее планетарного. Корабль все ускорялся. Сто дней по корабельному времени — это две тысячи дней в стационарной вселенной. С тех пор как меня посадили в камеру, я едва вздохнуть успела, а корабль пролетел шесть световых лет. Еще шесть прошло с тех пор, как я впервые задумалась о расстоянии, которое преодолели «Крылья».

Двенадцать световых лет. Сейчас, наверное, уже восемнадцать. Или двадцать. Еще немного — и «Серебряные крылья зари» улетят от Невмы более чем на световой век.

Один день в стазокамере, и мы доберемся до звездамбы.

— Геспер, поганка лживая! — прорычала я.

Разбитый и истерзанный, его корабль приближался к нам. Псевдотяга отсутствовала, тормозило лишь слабейшее трение межзвездного пространства — «Полуночная королева» могла позволить себе только пассивный полет. Скорость была всего на десятую долю процента ниже световой — очень высокая по меркам любого физического тела Вселенной. Но «Лентяй» и другие корабли группы преследования летели чуть быстрее. Подбитому кораблю Калгана оставалось лишь пассивно двигаться по противоположному вектору. Еще немного — и он должен был оказаться в зоне обстрела наших кораблей.

— Убьем его, — проговорил Щавель. — Никаких «но». Слова подонку вымолвить не дадим. Откроем огонь — и все.

— Я стреляю первым, — буркнул Горчица, так и не оправившийся от потери корабля; Калгана он винил в случившемся не меньше, чем роботов, и хотел на ком-нибудь отыграться.

Я прекрасно его понимал, но четко представлял, как здорово было бы сжать горло Калгана и давить, давить, давить… Я давил бы медленно и методично, столько времени, сколько Минуарция падала с балкона. Она знала, что погибнет, что никому на свете ее не спасти. Пусть бы Калган почувствовал такую же страшную безысходность. Выстрел гамма-пушки подобного удовольствия доставить не в силах.