Аластер Рейнольдс - Дом Солнц

— Он видит и слышит только меня, — объявила Волчник, бросив взгляд на собравшихся. — Между мной и вами защитный экран. Впоследствии можно будет провести перекрестный допрос, но пока разумнее мне общаться с пленными в одиночку. Соответствующее разрешение Линии у меня, конечно, имеется. — Волчник коснулась хронометра пальцем. Ногти у нее были длинными и заостренными. — Сейчас я должна замедлиться. Желающих следить за разбирательством прошу сделать то же самое. Задаем продолжительность шесть часов — на несколько минут беседы этого достаточно.

Волчник охватил псевдопаралич — синхросок тормозил ее умственную деятельность, и, хотя физические процессы не остановились полностью, Волчник упала бы с постамента, если бы ее костюм не застыл, превратившись в поддерживающий корсет. Теперь ее субъективное сознание, сердце и легкие работали в том же ритме, что у пленных. Медленно, очень медленно Волчник открыла рот — послышалось что-то невнятное.

Под действием синхросока разговаривать невозможно: голосовой аппарат человека не способен издавать звуки протяженностью в несколько минут. Но костюм Волчник распознавал намерения хозяйки и, воссоздавая ее голос, подавал пленным и в акустическую систему зала. В итоге мы слышали нечто вроде песни кита — унылое, низкое, с дозвуковыми унтертонами.

Я вытащил из кармана черный пузырек и капнул в глаза по холодной капле синхросока. Препарат тут же начал действовать, ослабив мигательный рефлекс. На своем хронометре я задал продолжительность шесть часов и нужную кратность замедления. Закружилась голова — синхросок воздействовал на организм, а потом единственным проявлением его влияния стало мелькание минутной стрелки, которая крутилась, как мощная центрифуга. Большинство наблюдающих замедлились вместе со мной. В нормальном режиме остались лишь несколько присутствующих, их выдавали резкие суетливые движения.

Голос Волчник звучал все выше и выше, пока не стал внятным и нормальным.

— …Линии Горечавки, Дом Цветов, — представлялась она в трансе. Значит, я пропустил секунды две, не больше. — Ты у нас в плену на планете, название и расположение которой я не считаю нужным раскрывать. Интересует нас не справедливость, а лишь хладнокровная месть.

Пленный не ответил. Он полностью ожил, ерзал в кресле, насколько позволяли фиксаторы, и следил за каждым движением Волчник.

— Впрочем, возможны уступки в обмен на информацию, — проговорила та, поглядывая на скрытых зрителей. Костюм позволял ей нормально передвигаться. — Вас четверо, а нам хватит признаний одного. Стазокамеры повреждены, шансы благополучно вернутся к нормальному времени у вас незавидные. Если расскажешь то, что нам нужно, обещаю приложить максимум усилий, чтобы ты выжил. Но только если ты поможешь нам. Если расскажешь все прямо, без утайки. — Волчник подбоченилась. — Ну так что?

Пленный не то улыбнулся, не то ухмыльнулся — толком не разберешь.

— Горечавка, я видел, что мы с вами сделали. И скольких убили, знаю.

— К счастью, есть выжившие, их больше, чем ты полагаешь. И опоздавшие есть.

— Думаешь, я поверю тебе на слово?

— Если хочешь увидеть остальных, я выведу тебя из стаза. Вот и погрузишься в реальность.

— Да у тебя пороху не хватит. Попробуешь меня вывести — останешься с носом.

— По-твоему, не рискну? Не так уж ты мне и нужен живым.

— Ну вот, опять голословное заявление.

— Тебе известно, сколько вас было на корабле.

— Но неизвестно, сколько уцелело. Ну, покажешь ты еще троих, почем мне знать, что это не голограмма?

— Кто вас послал?

— Мы сами.

— Ответ неверный. Расскажи, какое участие в бойне принимали Марцеллины.

— Не знаю, сама расскажи.

— Марцеллинам поручили уничтожить гомункулярные пушки. Они ослушались, иначе наш разговор не состоялся бы. Это диверсия на уровне Линии или Синюшка действовал самостоятельно?

— Кто такой Синюшка?

— Мое терпение не бесконечно, — предупредила Волчник, взявшись за рычаг на контрольной панели. — Сдвину его до отказа влево, и ты проснешься. Сдвинуть?

— Как тебе угодно.

— Объясни, как с засадой связана нить Лихниса. Что в ней такого важного?

— Лучше спроси об этом Лихниса. Или его мы тоже убили?

— Ты шаттерлинг Линии? Марцеллин?

— Неужели я похож на Марцеллина?

— На спор я сказала бы, что ты из Линии Шашечницы. Сходство я заметила, лишь когда ты заговорил, но у тебя такой же надменный оскал и вызывающий блеск в глазах.

Волчник внимательно следила за пленным: вдруг ненароком выдаст свои истинные чувства? Жаль, нельзя было прочесть его мысли — через стазопузырь мозг не просканируешь.

— Раз ты думаешь, я из Дома Мотыльков, обсуди это с ними.

— Да, — глубокомысленно изрекла Волчник, — ты из них, из любителей двигать звезды. — Без предупреждения она вернула рычаг на прежнее место, сковав шаттерлинга-злодея параличом стазиса.

Неподвижность пленного мы видели даже под синхросоком, ведь у него кратность замедления в тысячу раз превышала нашу.

— Хочу сразу посмотреть, Шашечница он или нет, — заявила Волчник. Свет, лившийся в узкие оконца у нее за спиной, теперь падал совершенно иначе.

— В космотеке наверняка есть поименный список шаттерлингов Дома Мотыльков. Не факт, что мы узнаем нашего фигуранта — как и мы, они меняют внешность, — но проверить стоит, — сказал Аконит.

— Вот и займись, — велела Волчник. — Погибших и пропавших без вести не забудь.

Аконит коснулся своего хронометра, вернул себя в нормальное время и быстрее молнии полетел к выходу. Дверь открылась, закрылась, на миг показав сумеречное небо, а через пару субъективных секунд Аконит уже опять сидел на своем месте и замедлялся.

— Имя пробил, — отрапортовал он. — Это шаттерлинг Линии Шашечницы, зовут его Вилохвост. Считается погибшим десять циклов назад по их исчислению.

— Примерно так же, как Синюшка, — отозвалась Волчник. — Значит, их уже двое — шаттерлинги, которых считали погибшими, а они живы-живехоньки. Думаю, стоит и оставшимися двумя заняться — вдруг услышим ту же историю?

— Хочу задать этому Вилохвосту один вопрос, — вмешался я.

— Какой еще вопрос? — не взглянула, а прямо зыркнула на меня Волчник; даже не верилось, что недавно эта девушка благодарила меня за спасение.

— Хочу спросить, не слышал ли он о Доме Солнц?

— Нет такой Линии, — отрезала Волчник.

— Но мне хотелось бы увидеть его реакцию.

— Зачем? Что, по-твоему, он может сказать? Синюшка Дом Солнц не упоминал.

— Подозреваю, что в бойне задействован некий Дом Солнц. О нем говорил Геспер, хотя из-за провала в памяти не мог восстановить, откуда взялось это название.

— Разве Линия может существовать тайком от всех? — удивился Горчица. — Мы знаем, кто мы, знаем, кто в Союзе, знаем, кого исключили. В нашей истории нет места для Линии-невидимки.