Анна Мистунина - Ворованные звезды

— Тебе объяснить — что?

Сашка бросил ей неприязненный взгляд. Посмотрел на стеклянную ложку, та послушно взмыла вверх и, описав широкий круг над столом, упала мальчишке в руку. Он победно улыбнулся.

— Не смей! — Марина чуть не сорвалась на визг. — Совсем с ума сошел?!

— Да откуда им знать, что я здесь! — скандально выкрикнул Сашка. — Всех мальчишек проверять на детекторе?

Марина вздрогнула от внезапной мысли.

— Детектор, говоришь… А почему на корабле они проверяли всех, и взрослых тоже?

— Откуда я знаю, — буркнул он. — Может, им не сказали, кого искать.

— Может быть, — согласилась Марина. Помолчала, успокаиваясь. — Сашка, не делай так больше. Я очень волновалась.

Он упрямо дернул плечом и принялся за еду. Проглотив ложку супа, хмуро сказал:

— А ты не очень волнуйся. Ты не моя мама.

Марину словно кинули в холодную воду. Она судорожно глотнула воздух.

— Ты… Ты просто свинья!!!

— Сама.

Марина с коротким всхлипом бросилась прочь.

— Психопатка, — фыркнул он вслед.

Жители Сикмы не привыкли использовать подушки. Марине пришлось попросить второе одеяло. Под заинтересованное молчание Лэты она сшила наволочку. Засунула туда свернутое одеяло. Лэта понимающе кивнула, и на следующий день Сашка получил точно такую же импровизированную подушку.

Сейчас Марина ожесточенно смяла жесткий прямоугольник, вытерла наволочкой слезы. На светлой ткани остались следы косметики. Марина уселась на постели по-турецки и, все еще всхлипывая, принялась рассуждать разумно.

«Психопатка», — сказал ей Сашка. Если быть честной, он прав, ведь так? Конечно, и Лэта тоже права. Из-за своей нервозности Марина пытается посадить ребенка на цепь. Обрушивает на него свои ночные страхи. Ясно, почему он злится.

И что хуже всего — она словно ждет благодарности.

«Я бросила все, спасая тебя, поэтому ходи за мной по пятам и зови мамочкой, так?!»

До чего же мелко! Ее скрутило жгучее отвращение к себе. Ведь, по правде, Сашка справился бы и один. Собственное понятие о долге бросило Марину в авантюру: как же — отпустить ребенка одного! А еще, пожалуй, чего уж там, — вдруг вспыхнувший материнский инстинкт.

«А потому, Мариночка, не жди никаких благодарностей. Он тебе ничем не обязан. И ты его совершенно зря обидела».

Она чуть было не пошла извиняться. Сдержалась. Не врываться же к мальчишке среди ночи! Постояла у двери, вспоминая рассудительный голос Лэты: «Ты одинока, и поэтому все чувства переносишь на брата». Вот уж действительно — в точку.

Марина коснулась пластины выключателя. Свет мягко угас, только в окно ярко светили сикманские луны. В полумраке комната — кровать, плоский шкаф во всю стену, разбросанные по столу детали мозаики — стала чуть меньше. Приятная иллюзия. Двадцать метров пустого ненужного пространства делали одиночество слишком серьезной проблемой.

Утром, когда Марина проснулась, Сашки уже не было дома.

— Умчался твой братишка к друзьям, — сказала Риса. — Весь какой-то надутый.

Марина только вздохнула.

— Возраст у него трудный, — успокоила ее Риса. — Подожди, вырастет, станет разумней.

— Скорее бы.

Риса улыбнулась. Удивительная женщина. Марина не переставала восхищаться ей, принявшей двух инопланетян, как родственников, без вопросов и подозрений, с уважением встретившей их скрытность. С родной дочерью Лэтой и чужачкой Мариной Риса держалась одинаково, как будто все люди и впрямь приходятся друг другу братьями.

Впрочем, не только Риса — «личную тайну» пришельцев трепетно берегли все. Откровенность приветствовалась, но только добровольная. Задавать вопросы считалось верхом неприличия. Разве что у Лэты иногда прорывалось любопытство, но девушка всегда сразу же одергивала себя.

На работе волей-неволей пришлось взять себя в руки. Марина заулыбалась, отвечая на доброжелательные приветствия. Матовый купол смягчал чересчур яркое сияние сикманского дня, и помещение заливал теплый свет. Ночные страхи таяли в его лучах — пусть и с обещанием вернуться. Когда день перевалил за половину, на станцию проник Сашка.

Он дождался, пока Марина проводит очередного клиента. Насупленно глянул из-под кудрявых волос.

— Прости меня, пожалуйста.

Марина удивленно приоткрыла рот, а в душе стремительно родилась и набрала силу солнечная вспышка.

— Сашка! Это… ты меня прости. Я больше не буду тебя ругать, честное слово!

— А я не буду гулять допоздна, — вздохнул он. — Или почти не буду.

Идея появилась мгновенно.

— А хочешь, сегодня пойдем гулять вместе? Нас Лэта пригласила на вечеринку.

Сашка засиял.

— Хочу! А ты не передумаешь?

— Да ты что!

— Я пока пойду? До вечера?

— До вечера.

Он скорчил рожу, закрывая дверь. Марина рассмеялась.

Праздничные наряды сикман сверкали ярче любых драгоценностей. Купол, матово-серый снаружи, прозрачный изнутри, в этот вечер казался сокровищницей дракона. Сводчатый потолок пропускал неяркий закатный свет, в воздухе, напоенном ароматами леса, блестели разноцветным оперением птицы. Тихая мелодичная музыка звучала словно из ниоткуда, вплетаясь в шелест крыльев и негромкий гул голосов. Фонтаны струящегося света усиливали сходство с драконьей сокровищницей, от них по лицам скользили отблески синего, зеленого и золотого. Между фонтанов без всякой симметрии были расставлены столы с угощением и напитками.

Марина с улыбкой отпила темно-коричневую тою — похожий на колу напиток с легким веселящим эффектом. Небольшая эйфория была даже приятна: ушло напряжение, отступили страхи, почти стерлась чуждость. Можно было расслабиться, откинуть надоевший комплекс беглеца. Перестать, хотя бы на один вечер, дрожать и озираться. Лэта была права, здесь хорошо.

Беззаботная толпа людей разных возрастов наполнила зал. Преувеличенно-серьезные сикмане по-детски веселились, звучал смех, где-то мелькала Сашкина кудрявая голова. Другие, как Марина, предпочитали наблюдать со стороны. Их не беспокоили.

К столику незаметно приблизилась Лэта.

— Тебе здесь не нравится? Если хочешь, уйдем.

— Не волнуйся, — улыбнулась Марина в ответ. — Меня не тянет играть, но… Как-то спокойно. Светло.

— Я понимаю.

Марина поискала глазами Сашку. Модный подростковый костюм — свободные ярко-красные брюки с такой же рубашкой и поясом из мерцающих бляшек — не сделал его похожим на других. Среди широких приземистых сикман он мелькал, как шустрая кудрявая обезьянка. Заметив Маринин взгляд, подбежал.

— Лэта! А птицы настоящие?

— Нет, — усмехнулась та. — Боишься за свою прическу?

Сашка хихикнул. Марина сломала две расчески и дала клятву постричь его наголо, пока спутанная кудрявая шевелюра наконец обрела приличный вид.