Наталья Бульба - Космический маршал. Очень грязная история

– Ими удачно воспользовались. Как и вами.

Теперь уже я посмотрела на Лазовски с изумлением.

– Шеф, вы оправдываетесь?

Как ни странно, но он ответил:

– Пытаюсь объяснить.

– Что именно? – Меня «понесло», но я даже не попыталась остановиться. Наверное, у меня, как и у Виктора, была истерика. Выглядела иначе. – Что местный шейх, доподлинно зная о происходящем, ждал, когда появимся мы и приберем за ним все это дерьмо?!

Я не кричала, не повышала голос, но выглядеть должно было именно так. По крайней мере, внутри у меня все кипело.

– Ты ведешь себя неконструктивно, – встал он из-за стола. Сбросил халат. Под ним оказалась футболка, так что я зря пыталась смутиться. – Иногда это единственный способ обойтись малой кровью.

– А если при этом еще и избавиться от свидетелей своей предприимчивости…

Ровер вышел за границы экрана, вернулся с уже наполненным стаканом. Чем именно, предположить было сложно, раньше я не видела, чтобы он пил что-нибудь крепче кофе.

– Шейх такого приказа не отдавал.

– Значит… шейх! – удовлетворенно кивнула я. Не обольщалась, шеф не поймался на мою провокацию, просто счел возможным дать подсказку. – Этот уровень я сбрасываю, с ним разбирайтесь сами.

– Про тех, кто готов избавиться, тоже забудь. Это другая история.

– И это все попадает под понятие «случайности»? – съязвила я, но тут же сменила тон. – Хорошо, в общих чертах картинка стала более понятной. Еще бы узнать, кто носит маску тени…

– Лиз, – Ровер вновь опустился на стул, как-то обескураженно провел ладонью по волосам. Мне хватило бы и обращения, а тут еще и проявление человечности, о которой после Зерхана я успела подзабыть, – давай вернемся к Ханри.

Кивнуть-то я кивнула, но еще бы заставить себя не думать о том нагромождении целей и задач, которые преследовали в этой игре разные стороны.

Проще всего было с шейхом Тиашином. Выплыви все, что мне стало известно о Ханри, от его репутации мало что останется. Позволить в своем секторе подобное… Это на Окраинах бы никого не удивило, а тут вроде как соблюдают приличия. Ну и местные законы, конечно. Прибрать к рукам такую махину, как лабораторно-исследовательский комплекс… Мало кто откажется от такой возможности. Особенно, если ты к этому вроде как и отношения не имеешь.

Сложнее – с той другой историей, в которую шеф просил не лезть. Сдавалось мне, от нас не просто хотели избавиться, но и сыграть на этом.

Против кого? Версий было немного. Либо подставляли Куиши, отделываясь от излишне ретивого сотрудника, либо то же самое, но с другой целью, либо…

Либо игра велась против шейха.

Тиашину было далеко за семьдесят. Более двадцати детей, не меньше – внуков. Своего преемника он так и не назвал.

Но было в этом еще кое-что, мелькая догадками на грани между разумом и интуицией. И выглядело оно… весьма нелицеприятно. Для Союза.

Оправданно, но… грязно.

И в центре всего этого – мы! Если не брать во внимание всего остального, то – благородно. А если брать?!

Подняв взгляд на Ровера, отметила едва заметную усмешку.

– Знаешь, шеф… – Изумляться собственной наглости я не стала, продолжила, пока та еще не сдалась под натиском его острого взгляда, – когда вернемся домой…

Я хотела сказать… «если», но заставила себя о такой возможности даже не думать. И ведь никогда себя суеверной не считала.

– Когда вернемся домой, – неожиданно подхватил он, – свалим на недельку в горы. Я знаю там одно место…

Замолчал он сам. Снова невозмутимость, снова холодная отстраненность во взгляде. Словно и не было того мгновения, когда его лицо освещала предвкушающая улыбка… Короткого – я даже и вздохнуть не успела, но наполненного такой искренней радостью, такой надеждой, что мне хватило и его понять, и о чем говорил Шаевский.

За то, чтобы она вернулось вновь, я была готова избавить Приам не только от Ханри.

А как же Марк?!

Мысль была истошной и… несвоевременной. Все последние мысли были несвоевременными.

– Как прикажете, шеф! – фыркнула я, сведя все к… шутке. Надеюсь, мои усилия он оценил. – Мне нужен генный антимаркер и блокираторы. Эмоциональные, болевые, химические, на дурь.

– Всё?

Казалось, что он и не заметил резкого перехода.

– Нет, – усмехнулась я, предупреждая, что это только начало. – Нейродатчик командного интерфейса с доступом в сеть прикрытия.

– Еще что-то? – приподнял он бровь.

Его хладнокровию стоило позавидовать. То, о чем я просила, было уже на грани невозможного. Но я не собиралась останавливаться.

– Сканеры на ботах.

Чуть заметно качнул головой:

– Не успеешь адаптироваться.

– А вы попросите Шторма, чтобы он приказал Горевски покопаться в своих закромах. За сутки организм примет.

– Что ты задумала? – ровно поинтересовался он. Я в равнодушие не поверила.

Да и с вопросом шеф поторопился, я все еще не закончила.

– А еще мне необходимо тавро кого-нибудь из вольных. И лучше из тех, кто окончательно захлебнулся в чужой крови.

Вот после этого и замолчала, давая возможность самому дойти до моей идеи. Это было надежней, чем объяснять.

Думал Лазовски недолго, информации для выводов я ему подкинула достаточно.

– А ведь вполне может сработать. Вместо того чтобы получать удовольствие, истязая тебя…

– Дня два ему точно будет не до Виктора, а там и вы получите команду на работу.

Мой бравурный тон его не обманул. Два дня… на словах – не много, а когда каждая секунда может стать последней, вполне покажется вечностью.

За что Горевски почти боготворил свое начальство, так это за отсутствие занудства и поучений. Способен думать – сам поймешь, не способен… уже не поймешь никогда. Их служба идиотов не терпела.

Но таких у Шторма и не встречалось, отсеивались еще до того, как попадали в лапы (уже давно стало своим слэнгом) полковника. Было в команде кому посмотреть на будущих претендентов.

Как Шторм говорил: «Пощупать нутро».

Трудно сказать, повезло Валесантери или нет, но его… нутро терзал сам Вячек Если не считать, конечно, ныне уже генерала Орлова, который присутствовал на том мероприятии, наблюдая за ними с отеческой снисходительностью.

Добрый такой дядюшка…

Они оба в тот день смотрелись весьма безобидными.

Вот именно эту кажущуюся безобидность Валесантери и пришлось попробовать на собственной шкуре.

Теперь-то Горевски хорошо знал, что шуточки собственного шефа в академии, где тот учился, до сих пор оставались эталоном тонкого юмора, когда доходит не до всех, но если доходит, то ржут до изнеможения. А тогда…

Юношеские амбиции, круто замешанные на собственной тяге к недостижимому и тщательно взращиваемые сначала в школе, а затем и в техническом университете.