Филип Дик - Стигматы Палмера Элдрича (сборник)

До Нюнса наконец дошло, и он, несмотря на свои бюрократические замашки, свою почти болезненную решимость скрупулезно выполнять каждый полученный от начальства приказ, согласно кивнул:

– Ну хорошо, оставайтесь здесь.

Николасу он бросил:

– Пойдем же!

И засеменил по коридору, сутулясь под бременем ответственности: он был политическим комиссаром и отвечал за лояльность обитателей убежища и их умонастроения.

Уже через пять минут Николас Сент–Джеймс замер на своем председательском кресле с каменным выражением лица, как и полагается человеку, облеченному властью. Его кресло стояло на небольшом возвышении в первом ряду Колесного Зала, за его спиной собрались все жители убежища, неожиданно выхваченные из привычного ритма жизни, обеспокоенные, разговаривающие шепотом; все они, да и он вместе с ними, не отрывали взгляда от огромного видеоэкрана, занимавшего все пространство стены — от пола до потолка. Он являлся для них окном, единственным окном в тот мир, который находился на поверхности. И они весьма серьезно относились к информации, появлявшейся на гигантском экране.

Николас не был уверен в том, что Рита услышала объявление, и опасался, что она, ни о чем не подозревая, замешкалась в ванной и время от времени что–то покрикивает из нее, обращаясь к нему.

– Ну как старикан Соуза? Не полегчало ему? — прошептал Нюнс на ухо Николасу.

– Полегчало? При панкреатите? — Нет, комиссар просто идиот!

– Я написал пятнадцать докладных высшему начальству, проинформировал его Нюнс.

– Но ни одного запроса о предоставлении искусственной поджелудочной железы, которую Кэрол могла бы пересадить ему при операции.

– Я попросил о том, чтобы они отложили ревизию, — примирительно ответил Нюнс. — Понимаешь ли, Николас, политик должен быть реалистом. Мы, вероятно, добьемся отсрочки, но искусственную поджелудочную железу нам получить не удастся. На складе их вообще нет. Нам придется распрощаться с Соузой и повысить в должности одного из младших механиков, Уитона, например, или Бобби, или…

Неожиданно огромный экран из пепельно–серого стал белоснежным. Оттуда раздался голос:

– Добрый вечер.

Полторы тысячи собравшихся в Колесном Зале людей пробормотали в ответ: «Добрый вечер». Впрочем, это была чистейшая, хотя и обязательная, формальность, поскольку ни один аудиоприемник не передавал то, что происходило в зале, линии связи передавали информацию только по одному направлению — вниз. Сверху вниз.

Обзор новостей, сообщил голос диктора. На экране появилось изображение здания, запечатленного в момент полураспада. И вот экран ожил.

И они увидели здания, которые под отвратительный рокот далеких вражеских тамтамов превращались в пыль и растекались потоками грязи; пыль поднималась столбом на месте стоявших тут некогда жилых домов; откуда–то появились полчища железок, копошившихся как муравьи. Невидимая сила время от времени превращала то одного из них, то другого в кучку металлолома.

Грохот усилился, барабаны приблизились, и камера, несомненно установленная на разведывательном спутнике, принадлежащем Зап–Дему, показала панорамную съемку большого общественного здания — библиотеки, церкви, школы или бассейна, а может быть, всех вместе взятых. Несколько замедленно было показано, как это монументальное сооружение распалось на молекулы.

Предметы превратились в пыль. А ведь на месте железок могли быть мы, подумал Николас. Он, еще будучи ребенком, целый год провел в Детройте.

И коммунистам и гражданам США в одинаковой степени крупно повезло, что война разразилась на планете–колонии, которую Зап–Дем и Нар–Пак никак не могли поделить между собой. Повезло потому, что за тот год, пока война шла на Марсе, земляне лихорадочно строили подземные убежища. И мы, подумал он, до сих пор отсиживаемся в них, и ничего хорошего в этом нет, но иначе нам никак не выжить. Он внимательно посмотрел на экран и увидел, как плавится толпа железок — потому–то их так и называли, — и, к его ужасу, плавясь, они все еще пытались бежать. Он отвернулся.

– Ужасно, — пробормотал, позеленев лицом, комиссар Нюнс, сидевший рядом с ним.

Неожиданно на пустое кресло справа от Николаса опустилась Рита. Она была в купальном халате и домашних туфлях. Вместе с ней пришел младший брат Николаса, Стью. Они не отрывали глаз от экрана и не обращали на Николаса никакого внимания, словно его тут и не было. И в самом деле, каждый, кто находился в Колесном Зале, испытывал глубокое чувство беззащитности, глядя на ужасные события, разыгравшиеся на экране.

Диктор сказал: «Съемки производились в Детройте, 19 мая 2025 года от Р.Х.».

Противнику хватило несколько секунд, после того как защитное поле вокруг города было прорвано, чтобы разрушить его до основания.

А ведь целых пятнадцать лет Детройт оставался целым и невредимым. И теперь–то уж маршал Харенжаный на встрече в Верховном Совете в Кремле, который берегут как зеницу ока, может приказать художнику нарисовать крошечный шпиль на двери Совета в знак того, что было совершено прямое попадание и их сторона превратила в пыль еще один американский город.

И Николас, глядя на то, как еще один центр Западной Цивилизации превращается в прах — город, который он любил и на который возлагал столько надежд, — не мог не думать и о своих личных, мелких в масштабе всего происходящего интересах. План повысят, ведь чем меньше техники остается наверху, тем больше ее ежедневно придется производить в подземных убежищах.

Нюнс пробормотал:

– Теперь Йенси объяснит, как такое могло случиться. Приготовься.

Разумеется, Нюнс не ошибся, Заступник никогда не признает себя побежденным, не согласится с тем, что им нанесен смертельный удар. Его стойкость вызывала у Николаса восхищение. И все же…

Они все же добрались до нас, понял Николас, и даже вы, Талбот Йенси, наш идеальный вождь и вдохновитель, у которого хватает смелости жить на поверхности земли в крепости, замаскированной где–то в Скалистых Горах, даже вы, дорогой друг, не сможете возвратить нам утраченное.

– Мои дорогие сограждане–американцы! — послышался бодрый голос Йенси.

Николас буквально опешил, пораженный тем, что в голосе Заступника не было заметно даже намека на усталость. Недавнее сообщение, по–видимому, никак не повлияло на Йенси; недаром он получил образование в Уэст–Пойнте и, понимая сложившуюся ситуацию, все же не позволял себе поддаваться эмоциям и сохранял присутствие духа.

– Вы увидели ужасные события, — начал свою речь Йенси уверенным тоном умудренного опытом воина, физически крепкого и здравомыслящего, в отличие от существа–скорлупы, умирающего под присмотром Кэрол на широкой постели.