Филип Дик - Стигматы Палмера Элдрича (сборник)

– Мы придумали, как выйти из создавшегося положения, Президент. Мы не ложились спать до четырех утра и все обсудили.

– Что вы обсудили? — спросил Николас, хотя знал, о чем они говорят.

– Мы берем политкомиссара на себя, этого Нюнса. Мы устроим драку на двадцатом этаже, добраться до него не так–то просто, потому что лестница завалена ящиками с деталями для железок. На то, чтобы разнять дерущихся, ему потребуется не меньше получаса. А это даст вам, Президент, достаточно времени.

– Кофе? — спросил Николас, возвращаясь на кухню.

– И сегодня же, — ответил Йоргенсон.

Николас молча пил кофе. Ему хотелось оказаться в ванной. И запереться там от жены, брата, невестки и членов этого комитета, чтобы они не могли добраться до него. И от Кэрол, подумал он. Ему очень хотелось запереться от них всех. И просто побыть в ванной одному, чтобы никто не мешал. Просто побыть.

И тогда, если бы он сумел там просто побыть, может, ему удалось бы подумать. И стать самим собой. Не Николасом Сент–Джеймсом; Президентом убежища «Том Микс», но самим собой, человеком, и тогда он бы сообразил, действительно сообразил, — прав ли комиссар Нюнс, и законам следует подчиняться, или права Кэрол, и происходит что–то подозрительное и странное. На что натолкнулась Кэрол Тай, собирая записи речей Йенси, произнесенных им в прошлом году? «Coup de grace», подумал он, «это смертельный удар по мне, чтобы отправить меня в мир иной».

Он повернулся лицом к активистам; в руке у нею все еще была чашка кофе:

– Сегодня, — сказал он, передразнивая Йоргенсона, которого недолюбливал — у Йоргенсона была бычья шея, выдававшая любителя пива и соленого печенья.

– Мы знаем, что нужно спешить, — раздался хриплый голос Холлера — его раздражало, что Рита присутствовала при этом разговоре и к тому же, не обращая внимания на гостей, продолжала причесываться перед зеркалом.

Разумеется, они боятся этого полицейского, политкомиссара, и все же решились сюда прийти.

– «Позвольте проинформировать вас о том, что нам потребовалась искусственная поджелудочная железа…» — начал было Николас, но его тут же прервал Фландерс.

– Нам все это известно. Все, что нам нужно, мы знаем. Послушайте, Президент, мы знаем, что они плетут заговор.

Шестеро или семеро членов комитета пристально посмотрели на него, и в их взглядах Николас прочитал одновременно и гнев и безысходность, нервы у них были напряжены до предела. Его крошечная — вернее, «стандартного размера» — комнатенка, казалось, до отказа заполнилась мучившим их беспокойством.

– Кто это «они»? — спросил он.

Йоргенсон ответил ему:

– Шишки из Ист–Парка. Те, кто всем заправляет. А осуществят их планы такие мелкие сошки, как Нюнс, разумеется, по приказу.

– И что же это за заговор?

– Заговор, — ответил Фландерс, немного заикаясь от нервного напряжения, — заключается в том, что им мало продовольствия. И они ищут предлог, чтобы закрыть некоторые убежища (сколько именно убежищ они хотят закрыть, нам не известно), и вынудить их обитателей выйти на поверхность и умереть — может быть, из многих убежищ, может быть, всего лишь из нескольких. Это зависит от того, насколько серьезны трудности, которые они испытывают с продовольствием.

– И поэтому, — жалобно и довольно громко заговорил Холлер, стоявший рядом с ним человек толкнул его в бок, и он перешел на шепот, — им нужен предлог, и они получат его, как только мы не сможем выполнить наш месячный план по производству железок. А вчера вечером после фильма о разрушении Детройта Йенси объявил об увеличении квот. Именно поэтому мы и решили, что они намерены увеличивать плановые задания. И все убежища, которые не смогут выполнять эти новые планы, будут закрыты. Как наше. И тогда наверх… — Он показал на потолок. — Мы погибнем.

Рита, все еще стоявшая у зеркала, неожиданно вмешалась в разговор:

– Как Николас, если отправится по вашей просьбе за искусственной поджелудочной железой.

Холлер повернулся к ней:

– Миссис Сент–Джеймс, он наш Президент, мы выбрали его — именно потому мы и выбрали его, как вам известно. Помогите нам.

– Ник не ваш отец, — ответила Рита, — не волшебник, не винтик в правительстве Ист–Парка. Он не может сделать искусственную поджелудочную железу. Он не может…

– Вот деньги, — сказал Йоргенсон. Он вручил Николасу пухлый белый конверт. — Пятьсот запдемовских банкнот по сорок долларов каждая. Двадцать тысяч запдемовских долларов. Сегодня ночью, пока Нюнс спал, мы собирали эти деньги по всему убежищу.

Такую сумму могла бы заработать половина обитателей убежища за… нет, за сколько, Николас сейчас сообразить не мог, потому что обстановка была очень нервозная, но за очень долгий период. Члены комитета поработали на славу.

Рита довольно резко сказала, обращаясь к членам комитета:

– Тогда вы сами доведите работу до конца, вы же собирали деньги.

Бросьте жребий, не втягивайте в это дело моего мужа! — Затем, уже более спокойным тоном, она продолжила:

– Нюнсу будет труднее заметить, что не хватает одного из вас, Ник ведь все время у него на виду. Может быть, он несколько дней не будет устраивать проверку, но стоит Нику уйти, Нюнс сразу же это заметит и…

– И что же, миссис Сент–Джеймс, — решительно, но в то же время вежливо сказал Холлер, — что сможет сделать Нюнс, когда Президент Сент–Джеймс уже выйдет из шахты на поверхность?

– Когда он возвратится, Нюнс расправится с ним, — ответила Рита.

Николас подумал, что все это не имеет никакого значения. Вернуться, скорее всего, не удастся.

Йоргенсон с явной неохотой пошарил в кармане своего комбинезона и вытащил что–то плоское, напоминающее портсигар:

– Господин Президент, — объявил он официальным, важным тоном законно избранного спикера, — известно ли вам, что это?

– Разумеется, — ответил Николас, — самодельная бомба.

И если я не уйду, причем сегодня же, вы установите ее где–нибудь в моей комнате или в конторе, выберете подходящее время, и она взорвется и разорвет меня на куски и, вероятно, и мою жену, и моего младшего брата с женой. Или того, кто окажется в моей конторе. А вы, ребята, достаточно хорошо разбираетесь в электричестве. Вы ведь профессиональные электрики и сборщики, как, впрочем, и все мы, в той или иной степени. Так что вы знаете, как ее установить, и осечки не будет.

И поэтому, соображал он, если я не выйду на поверхность, ваш комитет наверняка прикончит меня и, кроме того, погибнут мои ни в чем не повинные близкие. А если я все же пойду, на меня донесет какой–нибудь стукач, завербованный Нюнсом среди тысячи пятисот жителей убежища, и Нюнс застрелит меня, когда я буду еще на середине пути. И будет прав, потому что идет война, действуют законы военного времени, а выходить на поверхность запрещено.