Александр Громов - Звездная вахта (сборник)

Ровно ничего не сообщалось о конгломератах нанороботов военного назначения. «Секретят», – пожимал плечами любой, кто слыл информированным. Вообще-то Геннадию Родионовичу было не вполне понятно, почему научить боевого сельхозавра (боезавра? дракоида?) отличать своих солдат от солдат противника труднее, чем брюкву от морковки. Помехоустойчивость у них, что ли, ни к черту? Или коварный супостат может не только поставить глушилку, но и вообще перехватить управление? Тогда, конечно, да…

В промышленности сельхозавры тоже не привились. Какое-то время говорили о пожирающих бокситы дюралезаврах для цветной металлургии – потом перестали. С транспортными мотоцерапторами тоже дело не пошло. Ареалом нанотехнологических чудищ оставалась сельская местность.

За исключением ненормальных экземпляров, для чего-то лезущих в город. И тем активнее, чем город крупнее.

Зачем, интересно? В городе обычно нет нужды опахивать канализационные люки, удобрять дома и окучивать фонари.

Загадка.

Одно ясно: массовый сбой какой-то. Разлад.

Вразумить психа перепрограммированием удавалось не всегда. Поначалу на улицах появились специальные машины с кипящими котлами, мигом окрещенные скороварками, – гнать сельхозавров вон из города струями перегретого пара. Сатирики приободрились. Послушать их, так выходило, что сельхозаврам в городе надо вставать на учет. Миграционная служба стойко терпела издевательства.

Обогнать сельхозавра по тротуару и раньше него выскочить на проспект не получилось – Геннадий Родионович уперся в оцепление. Омоновцы преграждали путь на манер фаланги. Впрочем, десятка полтора прохожих, кучкующихся возле стены пластиковых щитов, были настроены скорее иронически, нежели решительно. Поглядеть воочию на ликвидацию сельхозавра – ну кто откажется? А что с галерки, так это ничего. В партер все равно не пустят, да и рисковым надо быть человеком, чтобы туда полезть.

– Привет, физик! – раздалось над ухом.

Это был сосед по подъезду и приятель. Приятеля звали Рыбаба. Каким именем наградили его родители, помнили немногие, зато всем была широко известна его страсть к двум предметам: рыбалке и женщинам. О том, с какими трудами и приключениями ему доводилось вываживать либо то, либо другое, Рыбаба мог рассказывать часами.

Разговоры эти Геннадий Родионович пресекал, и быть бы ему у Рыбабы в опале, если бы не владевшая тем страсть: хоть разок обыграть «физика» в шахматы.

На худой конец – свести партию к ничьей.

– Из школы своей топаешь? – спросил Рыбаба.

– А ты с работы?

– Не, я завтра дежурю. – Рыбаба служил где-то охранником. – Сейчас с дачи еду. Карась в озере не берет, одно расстройство… Вышел из электрички, гляжу – сельхозавр. Я – за ним… Вечерком сыграем партийку, нет?

– Можно, – благосклонно согласился Геннадий Родионович.

– Часиков в шесть, а? Где всегда?

– Идет.

– А фору дашь?

– Бог подаст. Впрочем, можешь играть белыми.

– А…

Слитный вой сирен заглушил реплику Рыбабы. Из-за поворота вынеслись машины МЧС, закамуфлированные по-городскому под бетон и зелень, и затормозили с визгом. Из одних горохом посыпались служивые в касках и асбесте, другие же – огнеметные – навели стволы. На улице сразу стало топотно и тесно. Движения пластиковых щитов не потребовалось – зрители схлынули сами. Кончились те времена, когда зеваки скандалили, изо всех сил стараясь подобраться поближе к месту ликвидации. Кое-кто из тех, кому это удалось, мог и сейчас рассказать, как это приятно – попасть ненароком под брызги огненного плевка. А кое-кто уже ничего не мог рассказать.

Отчаянно хлопая крыльями, уносились прочь голуби. Более догадливые вороны удрали еще раньше.

Геннадий Родионович и Рыбаба тоже подались назад, но уходить не спешили. Во-первых, проще было подождать конца ликвидации, чем обходить ее место, давая кругаля по соседним улочкам либо плутая во дворах, а во-вторых – зрелище.

Со стороны проспекта тоже было все готово, даже пожарные. Огнеметчики с ранцами – отважные ребята – рысили у самых стен домов. Проскользнув впритирку к сельхозавру – оттянулись во дворы. Маневр окружения был завершен.

– Сейчас начнут, – плотоядно облизнувшись, сказал Рыбаба. – А пойдем-ка вон туда встанем…

Указанное Рыбабой место – пьедестал рекламного щита – оказалось удачным. Отсюда Геннадий Родионович видел и МЧСовцев, и пожарных, и даже пригнанную на всякий случай машину «Скорой помощи». Но главное – он видел серую тушу сельхозавра. Почти всю.

Туша не шла вперед – топталась на месте, встретив преграду. Возможно, сельхозавра стегали радиокомандами, пытаясь силком загнать в русло программы – в последний раз. А может быть, он просто чувствовал опасность.

Голос из мегафона проорал, что жителям прилегающих к месту ликвидации домов надлежит плотно закрыть форточки и не подходить к окнам. Ага! – расплющенные об оконные стекла носы любопытных были видны даже Геннадию Родионовичу.

– Начали! – завопил Рыбаба.

С ревом ударили огненные струи. Четыре штуки. На зрителей дохнуло жаром. Выплюнув по дымному сгустку пламени, машины, казалось, призадумались на секунду, после чего решили: мало. И выплюнули еще.

Сельхозавр удивился – так, во всяком случае, это выглядело со стороны. Замотал подобием башки, попятился. Сообразил, что сзади тоже припекает, и быстро крутнулся на месте, совершив полный оборот. Будто решал, кого сокрушить сначала – передних обидчиков или задних.

Огнеметы выплюнули еще по струе.

– Сейчас его проймет, – тоном знатока сообщил Рыбаба. – А помнишь, как скороварки по улицам ездили?

Геннадий Родионович помнил. Еще с полгода назад наивные городские власти воображали, будто можно обратить в бегство сельхозавра, направив на него струю перегретого пара. Пробовали также электроразряды и вонючие аэрозоли. Без толку.

– А сколько ему нужно – градусов небось с тысячу? – спросил любознательный Рыбаба.

– Меньше. Для деструкции хватит и восьмисот.

Сельхозавр корчился. Сельхозавр бурлил. Клубился. Бывало, Геннадия Родионовича охватывала жалость к несчастным нанороботам, что из последних сил пытались уцелеть, нырнув в толпу себе подобных. А с другой стороны – не очень-то они и отличались от примитивных живых существ вроде планктона. Ну кто, скажите, проникнется сочувствием к стае саранчи, состоящей из значительно более высокоорганизованных особей? Саранчу – жалеть?! Дустом ее, дустом!

Пожалуй, жальче было не каждую особь в отдельности, а весь организм, если только это слово могло быть применено к сельхозавру. Хотя сей организм находился явно не там, где следовало, и уже натворил дел на железнодорожных путях…