Игорь Марченко - Глаза цвета стали

– Что-нибудь еще? – холодно спросил Комишира.

Я достал из подсумки тщательно оберегаемую бутылку с саке и поставил перед собой на видное место. При виде напитка, японец заметно оживился, но в его глазах еще светилось подозрение и недоверие.

– Выпьем и скрепим наш договор кровью. Ты и сам знаешь, что словам веры нет.

Комишира снова фыркнул, но на этот раз взглянул на меня уже с уважением:

– Если ты отравишь меня Алешин, гнев Будды обрушится на тебя. Откуда у тебя саке?

– Из старых запасов твоего отца. Если не доверяешь, могу первым испить…

– Руки прочь от благородного напитка, гаиджин!

Подозрительный японец, все еще колеблясь, сделал осторожный глоток. Прислушавшись к внутренним ощущениям, извлек из складок набедренной повязки маленький нож.

– Я даже спрашивать не буду, где ты его там прятал… – хмыкнул я.

Комишира не обратив на мои слова ровным счетом никакого внимания, сделал надрез у себя на запястье. Уронил в бутылку несколько капель собственной крови. Я повторил за ним и хорошенько взболтал напиток, после чего мы распили бутылочку на двоих. Когда саке закончилось, я с тяжким вздохом потянулся к своей сумке, где лежала моя фляжка с разбавленным водой медицинским спиртом который доставала мне Светлана.

– Предугадывая твой следующий вопрос, хочу сразу тебя разочаровать, – Комишира тоже храбро отпил глоток из моей фляжки, но тут же выплюнул и закашлялся. – Боги! Какая гадость! Ты туда аккумуляторной кислоты, что ли налил?

– Только для цвета, – я с улыбкой сделал глоток.

Комишира раздраженно дернул щекой:

– Морские жители за нас не вступятся и ничем не помогут…

– Вот как? Почему?

– Они не собираются сражаться с себе подобными. Кроме того, они весьма трусливы.

Я ожидал нечто подобного, поэтому не сильно расстроился этим новостям.

– Сколько у тебя боевой техники на ходу и сколько солдат способных держать оружие?

– Пять рабочих танков, шесть машин и пять сотен мужчин готовых к смерти.

– А женщин? – спросил я, хитро посмотрев на него.

– Если дело обернется круто, они не многим мужчинам уступят в бою, но надеюсь до этого, не дойдет. Техника ломается и выходит из строя, но отважные сердца никогда не заржавеют.

– Хорошо сказано. Как будем строить оборону, брат?

Комишира проигнорировав слово ”брат” достал из ящика стола старую топографическую карту с карандашными пометками и расстелил на полу передо мной.

– Твои люди займут оборону на гребне холмов, обо всем остальном мы позаботимся сами. В случае чего поддержи нас огнем из своих консервных банок. Какой у них калибр?

– Сто миллиметровки, тип боеприпасов – подкалиберные и фугасные. Есть неуправляемые ракеты, дальность по навесной траектории десять километров…

– Прекрасно. В таком случае нам нужно лишь благословение Будды и немного удачи. Я вызвал дальние блокпосты у моста и приказал им возвращаться в поселок. Танки и машины будут готовы к утру, их сейчас осматривают механики. Что у тебя еще есть для боя?

Немного захмелев от выпитого спирта, я нетвердой рукой достал из ранца маленькую радиостанцию и поставил рядом с пустой бутылкой из-под саке.

– Воздушная поддержка. Обожаю запах напалма по утрам…

Неожиданно выхватив свой меч, японец нанес коварный удар из неудобной сидячей позиции. Я подхватил свой меч с пола и блокировал удар ножнами. Его лезвие со звоном отскочило, оставив на них глубокую зарубку. Я ожидал этого, поэтому был начеку.

– Всегда наготове, – Комишира удовлетворенно улыбнулся. – Я рад, что ты не расслабляешься даже захмелев. Теперь уходи мне нужно обдумать услышанное и принять важные решения.

Безымянный охранник незаметно появившийся в проеме двери, слегка поклонившись мне, сделал жест рукой следовать за ним к выходу.

– И все равно ты бьешь как педик, – пьяно ухмыльнулся я. – Спокойной ночи, вождь.

Комишира покрылся пунцовыми пятнами гнева:

– Завтра поглядим, так же ты храбр в бою, как в словесном поносе.

– Тогда до завтра мой желтокожий братишка. – Я с трудом встал и зашагал за охранником.

– Как ты меня назвал, гаиджин?! – вновь стал заводиться Комишира.

– Где мои женщины, черт тебя дери? – резко оборвал я его гневные вопли.

– Камуя приведет их тебе. За это можешь не переживать. – И он демонстративно отвернулся.

Закинув автомат на плечо, я вышел в прохладу ночи и с удивлением увидел на небе звезды. Это была большая редкость, учитывая плотный облачный покров. Я счел это хорошим знаком. Огладив оберег на шее, я глубоко вдохнул в себя воздух насыщенный дурманящими ароматами дикорастущих цветов. И почему такой красотой наслаждаешься только накануне битвы, когда эта ночь может стать для тебя последней? По-моему все это ужасно неправильно.

– Сюда, господин. – Нетерпеливо позвал меня Камуя.

Я спокойно шел по узкой улочке между низеньких живых изгородей, ловя на себе любопытные взгляды японцев. Не каждый день увидишь белого человека, таскающего на спине настоящий самурайский меч столь чудной работы. Возможно, в их душах просыпалось древнее преклонение перед воинами-меченосцами, а может они так проявляли свою религиозную составляющую. Большинство жителей поселка были синтоисты, а другая часть буддисты. Если вторые поклонялись Будде и всей этой небесной шатии-братии востока, то первые свято верили что душа или живой дух присутствует даже в неживой материи вроде камня, воды или меча. Из-за этого между двумя группами возникали трения, часто приводящие к массовым потасовкам и даже убийствам. Именно на фоне религиозного фундаментализма и я не побоюсь такого слова как экстремизма, синтоист Мацумота Сун поссорился со своим сыном буддистом Комиширой, слишком близко принявшего к сердцу недовольство отца. Я старался быть подальше от всех этих религиозных распрей, поэтому мое мнение разделилось поровну между Комиширой и его отцом. Старик был из старой школы и чтил предков, но его сынок с рождения жил у своей матери китаянки в Пекине, учился там же в школе и впитал с молоком тамошний образ жизни. Когда его мать погибла в автокатастрофе, а отец забрал его к себе в Токио, он передал ему свое умение обращаться с мечом, но уже ничего не мог поделать со сложившимся религиозным мировоззрением. Укоренившаяся в его сыне до состояния фанатизма религия никак не желала дружить со старой религией отца. Из-за этого они часто спорили и ссорились.

– Подождите здесь. Я приведу девушек, – глухо проворчал мрачный Камуя, исчезая внутри небольшого домика, смахивающего на жилье советского геологоразведчика, нежели на традиционную японскую пагоду.

Я встретил Комиширу в доме его отца на старом маяке. Сначала я просто приходил на маяк из интереса, потом неожиданно для себя увлекся холодным оружием и стал учеником Мацумоты, вызвав этим порицание и недовольство его сына. Они уже тогда были не в ладах друг с другом, и я стал той каплей, что переполнило терпение парня и вылилось в большой скандал с демонстрационным уходом и хлопаньем дверей на прощание. Старик был гордым человеком, но уход сына стал для него сильнейшим ударом, возможно по этой причине он перенес всю свою заботу и радушие на меня. Мацумоту в военном городке не любили за скрытность и прошлую жизнь, когда он еще был комендантом острова. Многочисленные медицинские проверки его самого не подтвердили слухи и не обнаружили в нем каких-то отклонений, после чего все оставили его в покое, но слухи продолжали жить и по сей день, рисуя из него чуть ли не некроморфа. Многое чему он меня учил и что пытался передать, не вызывало дикого восторга. Например, он свято верил, что в изменившемся мире мы можем и должны найти разумный баланс между живыми и мертвыми и адаптироваться среди них. Он серьезно считал, что с этими тварями можно вести разумный диалог, как с морскими жителями которых он часто приводил в качестве примера. Я не разделял его оптимизм, так как знал всю подлую и мерзкую натуру некроморфов, а что касается морских жителей то они, скорее исключение из правил. Эти скользкие создания были ужасно трусливы и при любой угрозе исчезали в море, словно за ними гнался сам Сатана. Наверное, они бы так никогда и не выходили из воды, если бы не природное любопытство и желание заполучить металлическое оружие.