Иэн Бэнкс - Материя

Она просила оставить ее на этот день в одиночестве, чтобы пронаблюдать за падением города. Это была вина Анаплиан — все закончилось именно так из-за ее действий, да и общий план разрабатывался при ее участии. И хотя она совсем не желала такого развития событий, опасность разграбления города существовала изначально; однако Анаплиан вместе с другими решила пойти на этот риск. Все могло пойти еще хуже, но и случившееся было зверством, жестокостью, за которую Анаплиан несла свою долю ответственности. Достаточно, чтобы испытать угрызения совести и не остаться в стороне, — она решила, что должна своими глазами видеть этот ужас. В следующий раз — если он будет, если ее не уволят за необдуманные, эмоциональные действия. — Анаплиан прежде всего учтет опасность резни.

— Нас вызывают, — сказал автономник. — Надо лететь на «Квонбер». Джерл Батра ждет. — Поля его просияли холодно-синим цветом. — Я вызвал модуль.

Анаплиан смущенно посмотрела на него:

— Слишком уж скоро.

— Чтобы вас потом не порицали за развязывание войны или спасение прелестных сироток. Этот вызов предупреждает ваши выходки.

— Батра хочет лично видеть меня? — спросила Анаплиан, нахмурившись.

— Я знаю. На него это не похоже. — Он покачал корпусом слева направо — эквивалент пожатия плечами. — На нее. Или как там правильнее?

Анаплиан поднялась, потерла рука об руку.

— Тогда не будем задерживаться.

Она подозвала мальчика, который все еще пытался разобрать на части безмолвную ножевую ракету. На краю скалы, словно из ниоткуда, возник модуль.

— Вам известно, что означает его имя? — спросил автономник, когда ребенок робко подошел к ним.

— Нет, — сказала женщина и чуть приподняла голову — ей показалось, что издалека донесся запах гари.

— Тоарк, — сказал автономник. Мальчик вежливо возвратил ракету. — На так называемом старом языке...

— Госпожа, когда проснется моя мама? — спросил мальчик.

Анаплиан улыбнулась далеко не самой убедительной — она понимала — своей улыбкой.

— Не знаю, — ответила она и, взяв мальчика за руку, повела его в уютную, спокойную кабину модуля.

— «Везунчик», — сказал автономник ей вслед.

Модуль вышел из зоны теплых ветров пустыни и сквозь разреженную атмосферу устремился в космос, а потом, облетев полпланеты, вернулся в атмосферу — прежде, чем Тоарк перестал удивляться тому, каким чистым он стал и как быстро это случилось. Анаплиан попросила мальчика постоять немного на месте, закрыть глаза и не обращать внимания, если будет немного щекотно, а потом шлепнула ему на голову немного моющего геля. Гель потек вниз, и Тоарк принялся корчиться, когда вокруг его пальцев образовались маленькие колечки, которые покатились к подмышкам, а потом назад. Анаплиан очистила его маленькую набедренную повязку, добавив геля; но мальчик больше не хотел ее носить и выбрал мешковатую рубаху из голографического каталога. Больше всего его удивило, когда рубаха тут же выпрыгнула из шкафа.

Женщина и автономник тем временем спорили о степени отстраненности, которую следовало проявлять во время полета над городом, нарушавшего все мыслимые правила. Анаплиан еще не достигла уровня, на котором Разумы, наблюдающие за подобными миссиями, предоставляли полную свободу рук. Пока она заканчивала подготовительный курс, а потому ее поведение контролировалось жестче, стратегия и тактика ограничивались больше, а инициативам реже давался ход, по сравнению с опытными знатоками этого темного искусства, — всегда благонамеренного, иногда рискованного, а порой катастрофического вмешательства в дела других цивилизаций.

Они сошлись на том, что автономник будет держать при себе все сведения и свои мнения. Когда-нибудь это всплывет (когда-нибудь все всплывает), но к тому времени оно, может, перестанет быть насущным. Агентов Особых Обстоятельств учили, среди прочего, следующему: а) знать, что правила иногда должны нарушаться, б) как именно следует нарушать правила и в) как справляться с последствиями нарушений, положительными и отрицательными.

Они сели на платформу «Квонбер» — плоскую плиту, ощетинившуюся ангарами и жилыми помещениями, похожую на маленький сплюснутый лайнер, пусть и полностью скрытый камуфполем. Плита парила в теплом воздухе там, где было всего лишь несколько перистых облачков. Тени их ложились на бледно-зеленый океан, что плескался двумя тысячами метров ниже. Прямо под платформой лежали соленые лагуны необитаемого экваториального острова.

Платформа служила домом для еще одиннадцати агентов ОО; всем было поручено изменить развитие различных видов на Прасадале. Планета была необычной в том смысле, что на ней обитали пять совершенно непохожих друг на друга разумных экспансионистско-агрессивных видов, которые двигались параллельно по цивилизационной лестнице. Во всех известных случаях, без внешнего вмешательства, три, а чаще четыре конкурирующих вида уничтожались пятым. Считавшиеся крайне надежными, необычайно подробные модели эволюции, прорабатываемые Культурой, подтверждали, что так и должны развиваться события с участием усредненного агрессивного вида без воздействия посторонних сил.

Когда модуль прибыл, остальные либо находились на планете, либо чем-нибудь занимались. Не было видно никого, кроме вспомогательного автономника «Квонбера», который встретил их и повел по открытой палубе к задней части платформы. Тоарк, вылупив глаза, смотрел сквозь толщу воздуха на соленые лагуны далеко внизу.

— Может, лучше все же спрятать мальчика? — предложил автономник.

— И какой в этом смысл? — спросила Анаплиан.

Вспомогательный автономник привел их пред очи наставника и ментора Анаплиан Джерла Батры. Тот принимал воздушную ванну на широком балконе, окаймлявшем корму третьей палубы платформы.

Джерл Батра родился мужчиной. Но он, как было принято в Культуре, изменил пол и родил ребенка. Позднее по личным причинам он погрузился в Хранилище, пробыв более тысячи лет без сновидений в состоянии, крайне близком к смерти, хотя Культура умела из него выводить.

И когда Джерл Батра, пробудившись, понял, что все еще чувствует и будет чувствовать боль, пока остается человеком в человеческом обличье, он пошел на несколько пересадок мозга и центральной нервной системы, остановившись наконец на той форме, в которой существовал не меньше ста лет и уж точно — те десять, в течение которых Анаплиан знала его: форме ацикулаты, то есть кустарникоподобного растения.

Человеческий мозг вместе с биологической, но негуманоидной системой жизнеобеспечения помещались в небольшом центральном стручке. Из него выступали шестнадцать толстых конечностей, которые многократно разветвлялись, образуя мелкие отростки, ручки и чувственные стебельки — самые последние были толщиной с волос. Обычно Батра напоминал сферический кустик из трубок и проводов, без корневой системы. В полностью сжатом виде он был размером со шлем старомодного космического скафандра. А в полностью распростертом — достигал двадцатиметровой длины во всех направлениях, что обеспечивало, по его словам, высокий коэффициент изгибаемости. Во всех своих формах он неизменно стремился к порядку, эффективности и адекватности и нашел, что ацикулата лучше всего воплощает все эти качества.